Гигантская обезьяна. Будто прямиком из какого-нибудь ужастика.
Кинг-Конг против Энди Мидоуза!
Она отфутболила пляжный мяч к решетке и продолжала надвигаться.
— Я же не обезьяна! — заверещал я. — Я же не обезьяна!
С перепугу я уже ничего не соображал. Сам не понимал, что несу.
А обезьянище — хоть бы хны. Откинув назад косматую башку, она свирепо зарычала и заскрежетала зубами. На мгновение она остановилась, чтобы подобрать с земли отвратительный ком травы и сорняков, запихнула в огромную пасть и одним махом проглотила.
Не иначе демонстрировала, что сделает со мной!
Но обезьяны ведь не едят мяса… правда?
Окружавшие клетку зеваки приумолкли, будто воды в рот набрали. Никто не двигался. Никто не моргал.
Рычащая обезьяна приближалась, ее могучие ножищи поднимали настоящие пылевые вихри.
— Зуб! — воскликнул я.
Точно. Зуб. Мое спасение.
Так чего же я жду?
Я схватил его. Сжал изо всех сил и поднял перед собой.
Но не успел я пожелать спасения, как обезьяна, выпростав огромную руку, сцапала шнурок и выхватила у меня зуб.
— Эй! — Я отчаянно рванулся за ним, врезался в ее ногу, отлетел и рухнул на разрыхленную землю.
И смотрел, как чудовище тяжелыми шагами удаляется с моим драгоценным зубом.
17
Проходя мимо дерева, огромная обезьяна шарахнула кулаком по качелям из шины. Шина закачалась, да так, что все дерево задрожало.
— Отдай зуб! — заорал я не своим голосом.
Косматая зверюга повернулась ко мне и высоко подняла добычу.
Неужели она собирается вышвырнуть его из клетки?
Я оцепенел.
Охваченный ужасом, я понимал лишь одно: зуб во что бы то ни стало необходимо вернуть. Если он, не дай Бог, потеряется, куковать мне в этой клетке до конца жизни… благо будет она недолгой.
Обезьяна поднесла зуб к морде, словно бы изучая. Она держала его так, чтобы я не мог достать.
Затем она размахнулась и бросила зуб через решетку.
Нет. Она только сделала вид, что бросила его. А сама по-прежнему держала зуб в занесенной руке, крепко сжимая волосатыми пальцами.
Вот скотина, еще издевается!
Что же мне делать?
Страх парализовал мой разум. Ничего путного в голову не приходило.
Сквозь клетку пронесся сильный порыв ветра. Пляжный мяч откатился к моим ногам.
Тяжело вздохнув, я занес ногу, чтобы отфутболить его с пути.
Но тут же остановился. У меня возникла идея. Я поднял мяч обеими руками.
Станет ли чудище его ловить?
Я поднял мяч высоко над головой и кинул его обезьяне.
Обезьяна поймала мяч на подлете.
А зуб выскользнул из ее руки и упал на землю.
Я бросился к нему. Приземлился прямо в грязь. Рукой задел косматую ногу обезьяны. Пальцы сомкнулись на кожаном шнурке.
Он был мокрый. Зуб угодил точнехонько в лужицу воды.
Я поднял зуб. Поднес к глазам.
Обезьяна наклонилась и попыталась сграбастать меня обеими лапами.
Я увернулся и выкатился из-под нависшего надо мною страшилища. Стиснул мокрый зуб в кулаке…
И прокричал:
— Хочу быть дома, целый и невредимый!
Тр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-рах!
Мощный электрический разряд сотряс мое тело. Мои руки взметнулись над головой. Все мускулы напряглись, а потом запульсировали болью.
Еще один разряд.
Зубы непроизвольно лязгнули. Я прикусил язык.
Горло сжалось. Я не мог дышать.
Электрический ток пронизывал меня, заставляя метаться из стороны в сторону, кружиться и отплясывать дикий танец — танец боли и ужаса.
Последним, что я видел, были глазищи обезьяны… огромные, черные и блестящие… взиравшие на меня с выражением крайнего изумления…
Глаза чудовища, казалось, росли… превращаясь в огромные черные шары…
А потом… потом все окутала тьма.
18
— О-о-оххххх… — Резкая боль пульсировала в затылке.
Я попытался приподнять голову, но она, казалось, весит не меньше тонны.
Открыл глаза. Перед ними замаячило размытое бело-желтое пятно. Как будто я смотрел на яичницу.
Я поморгал, пока зрение не прояснилось. Я смотрел на высокий белый потолок. А желтком был потолочный светильник.
— Где я? — простонал я. Голос звучал сипло, как после долгого сна.
Я вытянул руки вдоль туловища. Я лежал на твердом полу, распростершись на спине. Я попробовал пошевелить ногами. Согнул колени, скользнув кроссовками по полу.
Слава Богу. Руки-ноги меня слушаются.
Надо мной возникли лица. Встревоженные лица, сощуренные глаза, поджатые губы.
А потом откуда-то появилось лицо Марни.
— Энди? Ты очнулся?
— Не знаю, — пробормотал я, потирая затылок. — Я был без сознания? Где мы?
Рядом стояли на коленях несколько человек. Седовласая дама склонилась надо мной, сжимая мое запястье. Щупала пульс. Какой-то дядька с бледным как мел лицом и в толстых очках помог мне сесть.
Я прислонился затылком к кафельной стене. И прямо перед собой увидел знакомую вывеску: «Вселенная обуви».
— Кто-нибудь вызвал «скорую»? — спросил дядька. — Ему нужна «скорая»?
— Он что, в обморок упал? — осведомилась какая-то женщина. — У него проблемы со здоровьем?
— Не думаю, что ему нужна «скорая», — объявила седая дама. Отпустив мое запястье, она сузила глаза: — Ты помнишь свои имя и адрес?
— Да, — ответил я. — Меня зовут Энди Мидоуз. — Я назвал свой адрес.
Она поднялась на ноги.
— Если будут мучить головные боли — обязательно позвони своему лечащему врачу.
— Хорошо, — сказал я.
