Когда в пути не один - [143]

Шрифт
Интервал

— Да! — восторженно выдохнул он. — Чтобы достичь этого, надо, наверное, с утра до вечера работать над полотном, добиваясь наивысшей правдивости и выразительности! Я бы такой нагрузки ни в жизнь не выдержал.

И, уважительно помолчав несколько секунд, подошел к Филиппову, многозначительно ткнул его в бок:

— Скоро ли ты, отпускник, закончишь резать? Ужасно хочется есть. И не только.

После его слов, окинув взглядом практически готовый стол, Ламерикин внес свою лепту — вынул из холодильника приберегаемые для таких случаев деликатесы: баночку икры и солидный кусок карбоната. И стол принял весьма презентабельный вид.

Не меняя привычки, начали с водки, закусывая селедкой и овощами. В перерыве между тостами взялись за икру. Сидели, свободно общаясь, допоздна. И лишь тогда Ламерикин, посмотрев в окно, сказал, что пора собираться по домам, иначе добраться отсюда будет непросто: скоро прекратят движение автобусы, а такси здесь поймать проблематично.

— Уедем и без такси! — услышав это, заверил Соколовский, поднимаясь со стула с бутылкой в руке.

— Каким образом? — удивился Ламерикин.

— У меня здесь будет машина, — пояснил «маршал». — Дядя Петя свое дело знает. Наверное, уже подъехал. Доставит каждого, куда требуется. А потому прошу на посошок.

Выпили и, на ходу закусывая, стали подниматься из-за стола.

Филиппов заторопился первым, про себя думая, что хотя доедут они быстро, Катерина все равно уже изрядно переволновалась. Ну ничего, это ей за все хорошее. Сегодня она все стерпит. Владимир взял портрет жены и с помощью Ламерикина стал его упаковывать.

Увидев в руках друга портрет Катерины, Соколовский категорически заявил, что пустым, без чего-либо подобного, уходить из мастерской ни за что не желает, и снова уселся за стол.

— У него, — показывая на Владимира, возмущался он, — эта красавица Катька и так всегда под боком. Да Алена на запасном пути. А что мне? Мне тоже чего-то хочется.

Видя, что дело принимает непредвиденный оборот, Ламерикин предложил «маршалу» выбрать один из пейзажей со стены слева от стола. Сделав свой выбор, Соколовский, прижимая картину к груди, с гордостью объявил, что теперь и он чувствует себя человеком, приобщенным к искусству. А потом, улыбаясь, добавил:

— Я не могу оставаться в долгу. Прошу вас проехать со мной.

Соколовский лихо сунул непочатую бутылку водки снова в свой дипломат и, пошатываясь более других, направился к выходу.

Дорога была неблизкой: с одного конца города на другой, но за разговорами никто этого не заметил. Наконец машина остановилась у высотного здания, рядом с которым стояло такое же, но более известное не только в городе и стране, но и во всем мире — в нем проживал ссыльный академик, один из создателей водородной бомбы Андрей Дмитриевич Сахаров.

Знавший об этом Филиппов, показывая на высотку, спросил друзей: что они могут сказать про этот дом?

— Его, как и многие другие в этом микрорайоне, — гордо и уверенно начал Соколовский, — построил директор института Судаков. Мы с ним паримся в бане вместе. Это большой человек!

— Ответ достойный, но не полный, — похвалил Филиппов друга и добавил: — Сейчас зайдем в квартиру, и я расскажу вам, кто находится с нами по соседству.

«Маршал» энергично надавил на кнопку звонка и, не дождавшись быстрого ответа, начал давить не переставая до тех пор, пока дверь не открыла молодая, невысокого роста симпатичная женщина, одетая в темно-синий спортивный костюм.

Вошли в тесную прихожую двухкомнатной квартиры. Соколовский бережно положил свою картину на антресоли и сразу принялся торопить хозяйку, чтобы она побыстрее что-нибудь разогрела и собрала на стол.

Усадив друзей в большой комнате, «маршал» налил всем по рюмке и предложил выпить за здоровье присутствующих.

Слегка закусив, Ламерикин напомнил Филиппову о данном им обещании рассказать про таинственного жильца из соседнего здания.

— В нем отбывает ссылку, — начал Владимир, — хорошо известный вам трижды Герой Социалистического Труда, академик Сахаров, отец водородной бомбы и ярый борец за права людей… Однажды он побывал в нашем театре драмы, а когда после спектакля вышел на площадь, то невольно задумался над тем, как бы ему побыстрее вернуться домой, а это, сами видите, неблизко. У театра же поймать такси — дело безнадежное, как, впрочем, и в микрорайоне, где находится мастерская нашего уважаемого Вячеслава Федоровича. Вдруг на площади появилась черная «Волга», и академик, не теряя надежды, поднял руку. Машина, представьте себе, остановилась. Пообещав шоферу хорошо заплатить, Сахаров попросил его подбросить до дома и назвал свой адрес. Водитель был не прочь подкалымить и охотно согласился. Он не знал, кого везет, но с этого момента за ним и за человеком, которого обслуживала машина, в течение недели велась непрерывная слежка.

— И кого же обслуживала эта машина? — не удержался и первым спросил «маршал», чтобы узнать тайну.

— Заместителя председателя облисполкома Галкина, — ответил Филиппов и закончил: — Как выяснилось впоследствии, никаких крамольных отношений с академиком Сахаровым у него, конечно же, не было. Не обнаружилось также и порочащих связей с представителями западных держав. И тем не менее бедного шофера, сумевшего неплохо подработать, с автобазы облисполкома уволили,


Еще от автора Валентин Алексеевич Крючков
На крутом переломе

Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).