Когда в пути не один - [144]

— Да, перестраховались наши органы, — высказал свое мнение Ламерикин. — Хотя лучше перегнуть, чем недогнуть. Видимо, есть строгая установка: всех, кто общается с опальным академиком, немедленно брать в разработку и вести за ними наблюдение.

Соколовский, слушая эти рассуждения, меж тем зорко посматривал на свою пассию, которая без особого стеснения внимательно разглядывала Филиппова. И когда выпили еще по одной, даже не успев как следует закусить, «маршал» в порыве внезапно охватившей его ревности вдруг обозвал свою подружку стервой и резким движением опрокинул на нее стол.

С трудом успокоив его, Филиппов и Ламерикин тут же вышли на улицу. Было уже далеко за полночь, и оба понимали, что найти такси, чтобы добраться до дома, проблема не из простых. И вдруг они услышали голос дяди Пети, которого не заметили, потому что его машина стояла чуть в стороне, под деревьями.

— Владимир Алексеевич, мне дана команда развезти вас по домам. Прошу!

— Вот это забота о друзьях! — не скрывая своего удивления, восхитился Ламерикин. — Все-то у него предусмотрено!

— На то он и «маршал». Такое у него правило, — пояснил Филиппов.

Облегченно вздохнув, друзья с чувством благодарности к Соколовскому устроились на заднем сиденье и, продолжая тихо разговаривать, двинулись в обратный путь.

Несмотря на позднее время, Владимир уговорил Ламерикина заехать к себе, чтобы в присутствии автора вручить жене портрет и обмыть его хотя бы одной рюмочкой. Ведь повод-то какой!

Филиппов уверенно открыл замки, но дверь оказалась запертой еще и на внутреннюю железную задвижку, которую он изготовил сам. Владимир хорошо знал, что ломать ее — мартышкин труд.

Не желая стоять столбом перед дверью собственной квартиры, он принялся усиленно жать на кнопку звонка, напряженно вслушиваясь в происходящее за дверью. Наконец послышались шаги, и недовольным заспанным голосом жена спросила: «Кто?»

Услышав голос разгневанного мужа, открыла дверь, но, увидев его в изрядном подпитии да еще с собутыльником, которого даже не успела толком рассмотреть, прямо перед носом Владимира вновь захлопнула ее.

Обозленный Филиппов еще долгое время давил на кнопку звонка, но все его усилия так и не принесли результата.

Когда, несолоно хлебавши, друзья вышли из подъезда, Ламерикин не выдержал и с возмущением высказался:

— Владимир Алексеевич, не обижайся, но я никак не пойму: к тебе, помощнику председателя облисполкома, и такое наплевательское отношение? И со стороны кого — жены?! Не ожидал, что у тебя такая супруга. Пусть пьяный, пусть избитый, но пришел-то ты не куда-то, а домой! Уму непостижимо, что хозяину квартиры, уважаемому в области человеку дома не открывают дверь! Как же это можно?

Владимиру было так стыдно перед народным художником, написавшим портрет этой мегеры, что, пытаясь утешить его, он даже попытался как-то ее оправдать:

— Такое отношение к пьяным у нее в крови. В детстве да и потом, уже взрослой, она вдоволь насмотрелась на выкрутасы своего отца. Он инвалид войны, прекрасный шаповал, трудяга, но, к сожалению, большой любитель выпить и ко всему непредсказуемый дебошир. Скандал способен учинить из-за пустяка. Как только выпьет — обязательно начинал буянить, бить жену. И детей гонял, когда те были маленькие. Помню, как мы с Катериной первый раз приехали к ним в гости. Посидели, изрядно выпили и хорошо закусили. Казалось бы, достаточно, но вот он, русский характер: тестю моему, Алексею Васильевичу, показалось мало! И он тут же распорядился, чтобы жена подала еще бутылку.

— А что вы пили? — поинтересовался Ламерикин.

— Самогонку. Она, по словам тестя, была приготовлена из хлеба, но выглядела, как вода на дне ржавой кастрюли: желтоватая. Зато крепкая, — рассказывал дальше Филиппов. — Мне уже никакого питья не требовалось, и я хотел было уйти. Увидев это, тесть возмутился: дескать, ты что, не мужик? Если мужик — оставайся. Тут он снова, но уже более решительно позвал жену. Не увидя ни жены, ни водки, приподнялся со стула и зычным голосом напомнил, кто в доме хозяин. И когда супруга его выглянула в кухонный проем, со всей силой запустил в нее тарелкой квашеной капусты. Хорошо, что промахнулся: тарелка, ударившись о стену, разбилась вдребезги! Вот такая история, — закончил рассказ Филиппов.

— Но ты-то, надеюсь, не такой буянистый? — поинтересовался Ламерикин.

— Пока еще ни разу в жизни не ударил ни одну женщину! — твердо ответил Владимир, хотя только что, стоя в дверях собственной квартиры, готов был треснуть Катерину как следует, чтобы не выпендривалась. Однако не успел — та захлопнула дверь.

— И куда же ты теперь, Владимир Алексеевич?

— Может, к матери.

— А она где живет?

— Недалеко от «Красного вулкана», в Ленинском районе.

— Далековато. Я предлагаю другой вариант — ко мне. Остальное увидишь сам, — предложил художник.

Зная, что Ламерикины живут неподалеку, всего в двух остановках, Владимир без раздумий принял предложение.

Войдя в квартиру, художник первым делом попросил жену, чтобы она быстро приготовила что-нибудь перекусить и выпить. Пока мужчины раздевались, мыли руки, стол оказался накрыт.

Посмотрев на жену, Ламерикин спросил ее, не желает ли она повечерять с ними? Однако Валерия, легко покачав головой, отказалась. И тогда художник очень буднично объявил ей, что Владимир Алексеевич останется у них ночевать, на что последовал согласный кивок.