Когда улыбнется Ганеш - [26]

«— Ого, — думаю я, — Они знают, что угнетать хариджанов и притеснять их плохо, стараются представить себя в хорошем свете. А это уже здорово. Значит, правительственная пропаганда не пропадает даром и помощь так называемым списочным кастам, то есть кастам, входящим в специальный правительственный список наиболее бедных, отсталых и угнетаемых каст и племен, отнюдь не является пустым звуком».

К нам между тем, медленно подходит небритый человек неопределенного возраста в туго намотанном на голову белом уттарпрадешском тюрбане.

— А вот и хариджан, — улыбается младший Ядав. — Его зовут Рам Натх. Спросите, притесняют ли его в деревне?

Лица стоявших вокруг крестьян, только что такие добродушные и приветливые, приобретают вдруг злобно-издевательское выражение, а двое молчавших до сих пор мальчишек, тыча пальцем в подошедшего, заливаются деланным хохотом.

Рам Натх устало оглядывается на них и делает незаметный умоляющий жест рукой. Он подтверждает, что работает на своем поле в 15 бигов, которое дает три четверти его доходов. Четвертую четверть составляет плата, которую он получает за труд на чужих полях. Я спрашиваю, пользуется ли он общественными колодцами. Рам Натх оглядывается на злобно-снисходительные лица односельчан и бормочет нечто невразумительное: незачем-де брать воду из больших колодцев, ибо он вырыл для себя маленький на своем участке. Тень снисходительного одобрения пробегает по лицам ядавов. И тут я безжалостно спрашиваю, где он молится богам.

Опустив голову, Рам Натх твердо говорит:

— Молюсь дома, так как к храму они меня и близко не подпускают.

Воцаряется минутная тишина. Разоблаченные ядавы прячут глаза.

Тысячелетия мучит Индию проклятие кастовой нетерпимости. Это уникальное явление порой затушевывает социальные противоречия, искажает их характер. Вот стоит передо мной опустивший голову и сжавший кулаки хариджан Рам Натх. А рядом в толпе несколько таких же, как он, батраков, имеющих, как и он, крошечный участок в 15 бигов и гнущих спины на зажиточных фермеров. Но сени — ядавы, члены одной из самых низких каст, относящихся к низшей варне (сословию) шудра, — чувствует себя чуть ли не богами в сравнении с хариджаном. Хариджан — изгой, низшее существо, с ним нельзя молиться в одном храме, пить воду из одного колодца, хоть и можно тянуть тяжкую лямку поденщины. Я вернусь к хариджанам, посвящу им одну из глав…

Тягостное молчание нарушает старший Ядав:

— Я знаю, — говорит он, что в Пенджабе и Хариане у крестьян есть тракторы, что фермер там может за два-три дня прорыть канал, который вся наша деревня будет строить полгода. Это называется, кажется, «зеленая революция». Нам, конечно, до них далеко… И потом у них до воды раз в пять ближе при рытье колодцев. И все же никто у нас не голодает. Даже хариджаны…

— А это чье владение? — опрашиваю я, указав на двухэтажный дом, украшенный голубыми изразцами, маячащий в просвете между двумя мазанками.

— Это дом полицейского. Он живет там с большой семьей. И семья его брата там же. Они никого не нанимают, у них много своих рабочих рук. А вот владелец следующего за ним большого дома держит батраков… Человек восемь.

Младший Ядав, решив, очевидно, что рассказ его односельчанина неполон, торопливо добавляет:

— В последние десять лет жизнь в нашей деревне, хоть и не дошла до нее «зеленая революция», улучшилась. Практически все дети сейчас посещают школу, есть электричество, уже четверть населения умеет читать и писать.

— А кто в вашем селе читал книги известного писателя Раджендры Ядава, — интересуется мистер Гупта. — Он ведь, кажется, из ваших мест?

— Да, он отсюда, и все мы им гордимся, — отвечают почти хором ядавы. — Но книг мы еще читать не начали. Написать свое имя — это да, прочитать купчую или расписку — пожалуйста. А книгу непросто осилить…

Незаметно подступает вечер. Улочки Сурапы наполняются топотом буйволиц и коров, возвратившихся с пастбищ. Осторожно объехав старика брахмана с раскрашенным лбом, расположившегося на циновке под могучим деревом, мы выбираемся на шоссе. До Газиабада отсюда километров тридцать, не более.

В этом городе, насчитывающем четверть миллиона жителей, много сложных современных производств. Промышленные рабочие составляют в Газиабаде треть населения. Здесь и тракторный завод, и текстильные предприятия, и пищевая индустрия. Разместили здесь свои фабрики и самые могущественные в Индии капиталисты Бирла и Тата.

В маленькой комнатке, дверь которой выходит прямо на шумную, разноголосую улицу, сидит за письменным столом энергичный человек с жестким, волевым лицом по имени Б. С. Ядав. На стенах портреты Маркса и Ленина. На столе груда каких-то папок. Решительный человек отдает отрывистые указания четырем парням в рабочих спецовках, видимо активистам. Когда те уходят, он четко формулирует смысл собственной жизни.

— Рабочий класс должен сознавать свою силу и уметь ею пользоваться. Профсоюз, вице-президентом которого в Газиабаде я имею честь состоять, помогает рабочим сплотиться в борьбе за свои права. Капиталисты хотели бы, чтобы мы были лишь молчаливыми исполнителями их воли. Но сейчас не то время, и им приходится считаться с нашей коллективной волей…