Когда терпение лопнуло - [43]

– Не боись, – Дашка точно ее мысли читала, – тут не воруют. Вон там камера, – она показала в сторону входной двери, – и там, – она махнула в сторону двух белых дверей. – если кто чего сопрет, то сразу на выход, могут и полицию вызвать. Это Шапокляк на тебя орала?

– Кто? – Рита прижимала к груди чехол с парижским платьем, прикидывая, сколько будет стоить вокзальная камера хранения на длительный срок. Ну вот просто руки не поднимались повесить это платье рядом с нечистыми толстовками и куртками, хоть еще один чехол на платье надень, хоть два.

– Да старуха эта безумная, – заржала Дашка и размотала «хвост» на затылке. – Она тут всю жизнь живет, со дня постройки дома, одинокая бешеная старая карга. Ей хостел не нравится, вот и кидается на всех. Ты осторожно ходи, она ударить может. Клавку так побила, когда та с ночной шла. Да повесь ты его!

Отобрала у Риты платье, втиснула его между грубых толстых шмоток, помогла разобрать остальные вещи и повела по квартире.

– Тут у нас только девочки, – она показала на их комнату, – тут мальчики. Все козлы, ни одного приличного, – добавила она еле слышно, – жмоты и трепло. Жил у нас с полгода Кирюша, такой мальчик славный, – Дашка аж облизнулась, – вежливый, добрый. Постоянно нам что-то вкусное покупал, в кино мы с ним ходили. Но съехал в том месяце, девочку себе нашел из местных, у нее теперь живут…

С территории мальчиков вышла невысокая изящная красотка в тонком халатике, загорелая, с широченными темными бровями. Дашка заулыбалась ей, помахала ручкой, барышня скривила накрашенные губки и на цыпочках подбежала к Рите.

– Ой, какой плащик, – проговорила она баском, – какой милый пудровый цвет, и поясок хорошенький. Где купила?

Рита шарахнулась к шкафу, больно врезалась локтем в полированный бок. Внутри чудовища что-то загремело, зазвенело, «барышня» делала губки уточкой и подбиралась к Рите.

– Андрюха, отвали, – беззлобно попросила Дашка, – иди, милая, куда шла, пока ванная свободна.

Рита только сейчас разглядела, что «Андрюха» намазан автозагаром, а ресницы у него приклеены. Тот потер щетинистым подбородком плечо и ускакал по коридору в сторону белых дверей, задергался в крайнюю справа.

– Это мальчик?

– Мужики говорят, что да, – хохотнула Дашка, – он безобидный, его терпят. Сама посуди, – она шла дальше по коридору, – к девкам его селить нельзя, так как по паспорту и вообще он не девка. На отдельную комнату у него денег нет, не заработал еще. Вот пришлось его в мальчики определить. А тут у нас кухня, она же гостиная, общая комната, в смысле.

Кухня тоже недалеко ушла видом от плацкартного вагона, правда, «одноярусного». С одной стороны плита, холодильник под потолок, грязноватая мойка, микроволновка. У другой стены длинный стол, диван и даже два кресла, небольших, но все же. На стене телевизор, в кресле перед ним та самая щекастая тетка в халате. В одной руке пульт, другой она таскает из пакета на коленях чипсы и лопает их, точно семечки. Взгляд пустой в стенку, пальцы жмут кнопки на пульте, каналы меняются один за другим, а тетка жрет канцерогенную картошку и жмет кнопки дальше.

– Клав, когда тебя Шапоклячка побила?

Тетка не шелохнулась, Дашка почесалась, собрала гриву в «хвост» и щелкнула пальцами у тетки перед носом. Та дернулась, точно сгоняя транс, прикрыла чипсы руками.

– А? Чего?

– Бабка наша безумная когда тебя побила?

Клава собрала себя в кучу, спрятал пульт под задницей и высыпала в пасть остатки чипсов. – На той неделе, – раздалось чавканье, – у нее обострение осеннее, осторожно надо, она убить может.

Дашка многозначительно подняла брови, открыла холодильник. Оттуда пахнуло до того нехорошо, что Рита отвернулась.

– Моем редко, – точно оправдывалась Дашка, – Марине некогда, а мы на работе постоянно. Еду можешь ставить на любую полку, только подписывай. Ну, это ты уже знаешь. Пошли дальше.

Дальше Рита бы с удовольствием забрала свои вещи и бежала отсюда прочь, но бежать как раз было некуда. Впрочем, нет, можно было хоть сейчас уехать к матери, а завтра выйти в окно, например, этажа с пятнадцатого, чтобы наверняка. Или зацепером на электричке прокатиться, узнать напоследок, какого черта этот бракованный генетический материал катается на крышах и сцепках вместо вагонов. Может, в этом что-то есть, а она до сих пор не в курсе.

– Тут ванная, – Дашка дернула одну дверь, наглухо закрытую, – тут туалет.

Тоже оказалось заперто.

– Ждать надо, – сказала она, – ты посматривай иногда. Как увидишь, что открыто, сразу беги. Утром и вечером очередь, ну ничего, привыкнешь. Я тут три года уже живу, и ничего.

Вернулись в комнату. Шторка на боковой кровати была отдернута, там, скрестив ноги, сидела маленькая коренастая плосколицая тетка в спортивном костюме, желтокожая, с узкими крохотными глазками. И вся в золоте: на каждом пальце по кольцу с красным или рубиновым камнем, множество цепочек разной толщины, браслеты и даже часы на потемневшем от времени – несомненно, на золотом – браслете. По самые брови замотана в пестрый, не очень чистый платок, но и из-под него проглядывают серьги-кольца длиной чуть ли не до плеч.