Когда сливаются реки - [120]

— Знаешь, Анежка, никуда я сегодня не пойду...

— Это как же? — удивилась девушка. — И мать будет беспокоиться, и люди чего только не наговорят, когда узнают, что ты ночевал у меня!

В этот миг, казалось, прямо над крышей пронеслась такая молния, что вдруг словно вспыхнула и засветилась молодая березка под окном. На листьях ее, которые уже перебирал ветер, засверкало столько света, что стало похоже, будто ее окунули в жидкое серебро.

«Вот такая же Анежка — вся светится, — подумал Алесь. — Это меня и сбивает всегда с толку». А вслух сказал:

— Пусть люди думают и говорят, что хотят... Я что, магазины граблю, электростанцию взрывать собираюсь? А ходить по моему сердцу им не дам, для этого улица есть... Увидишь, все будет хорошо!

— Что?

— Все... И всякие сомнения выбрось из головы.

— Какие?

— Ну, относительно учения... Хочешь учиться — учись!

— Где?

— Ты что, дразнить меня решила? «Что... Как... Где... Почему...» Куда поедем, там и учиться будешь, не проблема. Ну, поедешь?

Почувствовав, что он начинает раздражаться, девушка прижалась к нему, обняла теплой рукой за шею

— Поеду...

— Значит, переходи жить ко мне.

— Когда?

— Опять свое!.. Да хоть сейчас...

Анежка оторвалась от него, посмотрела при свете молнии ему в лицо и засмеялась.

— Каспар Восилене хоть днем увез, а ты меня ночью! Не женихи, а разбойники прямо... Проснутся люди на строительстве, придут завтракать, а в столовке никого нет — все замуж повыходили!..

Алесь тоже понял, что перестарался, и виновато улыбнулся.

— Ладно... Значит, завтра.

— Я днем домой схожу, к родным... Зачем их обижать? Они теперь мешать не станут.

— А если волынить начнут? Не католик, не литовец, безбожник, дочку за тридевять земель увезет...

— Тогда я сама решу. Хорошо?

— Хорошо... Но это в последний раз!

— Не простишь больше?

— Не прощу... Сдам станцию, сяду на поезд и уеду.

— А я на вокзал прибегу... Думаешь, нет?

За окном не переставала сверкать молния, ухал гром, будто кто-то раздирал и сворачивал над землей железную крышу. А они сидели обнявшись, целовались и шутили. Темнота, зарницы, теплый проходящий дождь, порывы ветра и внезапные брызги звезд в разрывах туч — все перемешалось за окном. И Алесь, чувствуя, как у самого его сердца часто и жарко стучит сердце Анежки, шептал:

— Рябиновая ночь!..

XXVI

Алесь сидел на диване и смотрел, как Марфочка и мать кончают прибирать хату. Когда он утром собирался уходить на станцию, они только начинали мыть пол, а вот через несколько часов вернулся — и хату было трудно узнать. Алесь привык к тому, что в их доме всегда было чисто, но сегодня все выглядело по-особенному. Желтый пол застлали аиром, свежий запах которого наполнял теперь комнату. Притолоки окон Марфочка убирала ветками молодой березки, а мать застилала постели новыми, вытканными в елочку покрывалами и высоко взбивала подушки.

Алесю нравилась своя хата. Всегда, когда он откуда-нибудь приезжал, стоило только переступить порог, как на него находило умиротворение...

Однако сейчас мысли его были несколько иного порядка: он прикидывал, как будет жить здесь с Анежкой. Придется попросить мать и Марфочку, чтобы они уступили ему боковушку, где до этого спали. Там будет хорошо. Шкаф можно передвинуть к стене, а кровать поставить изголовьем к окошку. Надо повесить свой и ее портрет.

Агата заметила задумчивость сына. Ей хотелось поговорить с ним по душам.

— Скажи, сынок, как быстро год пролетел, — обратилась она к сыну, кончив взбивать подушки. — Будто вчера ты приехал, бумажки свои на стол положил... А смотри, завтра опять праздник — Ивана Купала.

— Правда, мама... И не заметили, как время прошло! Вот и станцию завтра пустим, уже сегодня попробуем, как ведет она себя. Жди, вечером свет прибежит! — показал он на электрическую лампочку.

— Посмотрим, посмотрим... Жалко, что Игнат не дожил, то-то радость ему была бы!..

Вспомнив мужа, Агата еще пристальнее посмотрела на сына — похож на отца, похож... Правда, молод еще, но уже самостоятельный. Вспомнилась и Анежка. «Чего он не женится? — думала она. — Девчина славная... Может, и хорошо, что познакомились, а то цеплялись бы вертихвостки всякие, свели бы чего доброго...» И с радостью отметила, что, как приехал домой, он ни разу не попал в плохую компанию, не выпил нигде лишнего, одевался чисто, аккуратно. Не было случая, чтобы из хаты в нечищенных ботинках вышел! И сегодня тоже надел лучшую рубашку и галстук, которые берег только для торжественных дней. Куда собрался? Хотела спросить, но не посмела. Ничего не поняла она и тогда, когда Алесь собрался уходить и с порога попросил:

— Ты, мама, смастери тут чего-либо на ужин. Я, может быть, сегодня вечером не один вернусь...

«Так и не сказал, с кем он придет, — пожалела Агата. — Да и неважно, плохого человека не приведет. А может, из Минска гости приедут?» — всполошилась Агата. Прильнув к окну, она долго смотрела на уходящего сына, пока тот не скрылся из виду.

Алесь шел около озера, разомлевшего под теплыми лучами солнца. Глядя на Антонов луг, вспомнил, что тут он встретил ее, «девчину в зеленом»... Из-за березовой рощи долетела песня. Высокий девичий голос, казалось, парил, витал над озером, сливаясь с шумом трав и камышей. Белокрылая чайка, летевшая к противоположному берегу, как будто несла этот голос за собой в мерцающую даль. У Алеся даже сердце замерло — уж не Анежкин ли это голос? Да нет, она же собиралась пойти к отцу и матери. Интересно было бы посмотреть на этот «родительский совет» у Пашкевичусов! И еще любопытнее было взглянуть на пана клебонаса: не устерег голубку наместник божий, улетела душа на вольную волю... Спросят о выполнении плана, а пану Казимерасу и сказать нечего.