Когда Шива уснёт - [133]

Знакомый, с лёгкой хрипотцой голос произнёс — устало, выморожено:

— Здравствуй. Вот и встретились.

Кир шагнул в лифт. Двери захлопнулись за его спиной.

Он смотрел на неё — и не узнавал. Похудела, да цвет лица нехорош, землистый какой-то. Губы сложены в скорбную скобку… Глаза потухшие, взгляд постоянно отводит. Что не так?

— Тали, что случилось?

Спросил встревоженно, искренне забеспокоившись, но прикоснуться не рискнул.

Она подняла глаза, полоснула взглядом — и снова в сторону уставилась.

— Ничего. Какое тебе дело до того, что у нас тут случается?

А голос дрогнул. И глаза подозрительно заблестели.

«Сама на себя не похожа. Странно всё это… Неужели узнала о Лие и приревновала?».

— Ну, зачем ты так… Мне очень важно всё, что с вами… с нами, в смысле, у нас происхо…

— Хватит! Не лицемерь. Меня ни в чём не нужно убеждать, я права голоса не имею. Я кукла, которая свою роль в твоём становлении уже отыграла. Не трать на меня время, занимайся судьбами мира.

Тали, упорно избегая его взгляда, разглядывала свои руки, озабоченно тёрла кончик ногтя, с которого слезло аквапокрытие, — словом, вела себя так, будто испорченный маникюр был единственным, что её сейчас волновало. Однако пальцы её мелко подрагивали, выдавая напряжение.

Кир шагнул чуть ближе и быстрым движением взял её ладони в свои. Она дёрнулась, желая освободиться, но он не отпустил.

— Что случилось, девочка? Ты что-то узнала о… Лие? Это тебя беспокоит, да?

Тали крепко зажмурилась, но долго подавляемые слёзы уже текли по щекам. Она вздохнула, выдернула ладони из его пальцев и закрыла лицо.

— Нигат ты. — Голос её звучал глухо. — Думаешь, все женщины только о тебе и мечтают? Да я счастлива была бы, — она погрузила пальцы в волосы и впервые за сегодня посмотрела на него в упор, — слышишь ты, счастлива, если бы дело было в этой твоей… Лие! Да хоть пусть бы их тысячи было, лий этих, только бы… только бы…

Здесь она сорвалась окончательно и разрыдалась в голос, уже не таясь.

Несмотря на сопротивление, Кир прижал её к себе и не отпускал, пока она не начала затихать. Потом, отворачивая заплаканное, пошедшее пятнами лицо, Тали тихо проговорила, покусывая нижнюю губу:

— Вчера умер Дад.

Кир не сразу понял. Переспросил, понимая, как неуместно звучит глупое «что?». Она, глядя на него обвиняюще, повторила, выделяя каждое слово:

— Вчера. Умер. Дад. Помнишь такого?

В ушах зашумело. Разом вспомнился ещё один разговор у лифта и опрометчиво данное обещание. «Не знаю, как, но я скоро это исправлю». Исправил, как же. Шед, как он мог забыть?! Ведь мог же помочь, мог — но забыл, заигрался в демиурговы игрушки и забыл о человеке… Демиу-ург! Хара́к всемогущий, вот он кто! Вообразил о себе невесть что… Как же так, шед, шед, и ведь ничего уже не исправить, ничего!!

Глухой стон вырвался у него, и он поспешно зажал рот ладонью. Глядя на Тали во все глаза, лишь головой качал, отрицая то ли самого себя, то ли услышанное. Она же просто стояла напротив, внешне уже бесстрастная — не обвинитель, не судья. Уже чужая, навсегда чужая.

После она протянула тонкую в запястье руку к панели управления и набрала короткий код. Лифт плавно потянулся вверх, и только тогда Кир заметил, что всё время их разговора кабина не двигалась. Через пару секунд дверь распахнулась на минус втором этаже, и Тали легко шагнула в проём, бросив на прощание:

— Эх ты… бог.

Через несколько секунд он вышел на минус первом, так и не решив, где искать Орса. Разумнее всего было бы наведаться к интелям, но… Перед глазами стояла рыдающая Тали. Вспомнив её обвиняющий взгляд, он болезненно скривился. Внезапно стало жарко от бросившейся в голову крови, и Кир уткнулся лбом в холодную стену, упёрся кулаками да так и стоял с минуту. Мысли были вязкие, будто поросшая ряской вода болотной реки, и так же как эта река петляли и закольцовывались. «Дад умер… Умер вчера… Я совсем немного не успел! Врёшь, — резко осёк он сам себя, — забыл. Обещал — и забыл. Тали никому не скажет. Не ска-жеет. От этого ещё противнее. …Хорошо, а если рассказать всем остальным, кому-то легче станет? Тали? Ребятам? Или Дада это воскресит? Элоки, конечно, выслушают. И даже, наверное, поймут. Поддержат. Психологически, шед, разгрузят! Удобно, ага. …А кетт тебе! Будешь жить с этим. Будешь помнить».

Чувство вины имело ощутимо прогоркший вкус. Кир с трудом проглотил колючий ком и неохотно отлепился от стены. Личное кладбище теперь навсегда при нём, а вот дела не ждут. Некогда раскисать. Время действовать. Нужно разыскать Орса.

…Всё позади. Теперь только бездонное чёрное небо, в которое падаешь до головокружения, до полной потери ориентации в пространстве, падаешь и никогда не достигнешь дна; тонкая плёнка силового поля, заключающая тебя в подобие амниотического пузыря; и ты, парящий в пустоте в этих хрупких пределах, — вот и всё, что есть, а времени уже нет, и не нужно… Осталась одна встреча, последний разговор, после которого либо начнётся новое, либо бесповоротно закончится старое…

Кир стоял, опираясь спиной о бок огромного, нагретого за день валуна, и с удовольствием жмурился, ощущая на коже ласковые касания уходящего светила. Море шептало едва слышно, одна волна за другой катились на пологий берег. К босым стопам уже прикасались вкрадчивые пальцы вечерней прохлады, но это не причиняло неудобства. Всё шло своим чередом. Он не поменял позу, даже когда услышал сухое поскрипывание гальки под чьими-то ногами, лишь повернул голову в сторону звука.