Когда Полоцк был российским. Полоцкая кампания Ивана Грозного 1563–1579 гг. - [76]

Правда, где есть герои и победители, всегда появляются и завистники. Как ни странно, победа Батория увеличила и число его противников в Речи Посполитой. Король награждал командиров, наиболее отличившихся в боях под Полоцком, — а это большей частью были венгры. Данные награды вызвали страшное раздражение среди польской и особенно литовской шляхты, куда менее доблестной на полях сражений, зато считающей, что Баторий должен поощрять прежде всего «посполитство», польских и литовских панов. Каждый захудалый шляхтич был убежден, что король обязан своим избранием лично ему — ведь он бы мог отдать свой голос и за другого. Паны ждали дождя наград, почестей, привилегий. А вместо этого получили набор в войска, повышенное обложение налогами на нужды армии да еще и явное пренебрежение шляхетской демократией (что в условиях военного времени было правильным и полностью оправданным).

Поэтому завистники и клеветники исходили злобой. По стране пошли слухи, что Стефан будет возвышать только иностранцев, а коренные народы, «посполитство», останутся ни с чем. Когда Баторий по делам поехал во Львов, то тут же был пущен слух, что он украл казну и теперь хочет бежать в свою Венгрию. Клеветники стремились внести склоки в семейную жизнь короля, нашептывая Анне Ягеллонке, что Стефан ее непременно бросит, так как считает ее слишком старой.

Раздавались даже высказывания, что победой над Россией Стефан может поставить Речь Посполитую на грань катастрофы. Если вдруг мы победим московитов и присоединим их к своему государству (а именно такой исход войны паны уже воображали в своих горячих головах), то не будет ли от этого хуже Польше и Литве? Ведь этими невежественными русскими надо будет управлять, надо будет их кормить и т. д. Канцлер Ян Замойский даже был вынужден произнести перед сеймом особую речь, в которой обосновывал необходимость завоевания России для нужд Польши. Он заявил: «Положение нашего государства, мне кажется, таково, что если только мы хотим… сохранить настоящее положение республики, то совершенно необходимо присоединить к ней какое-нибудь новое королевство». И Россия прекрасно подходит на эту роль. Замойский пригрозил смутьянам, сеющим мятеж, королевскими карами: «Пусть никто не рассчитывает злословием и особенно запоздалыми стараниями произвести смуту, выслужить себе те награды, какие даются за доблесть и честные заслуги».

На Руси же потеря Полоцка произвела крайне удручающее впечатление. В ответной грамоте, посланной с литовским гонцом Богдном Проселком, принятым при дворе Ивана Грозного в конце ноября 1579 г., о взятии Полоцка упоминается очень кратко: об этом «…ныне говорити несть потреба»[737]. Редкий случай, когда царю Ивану нечего было сказать.

Больше всего пугало то, что часть войска сложила оружие без боя. Поскольку армия «богоизбранного» царя по определению проигрывать не могла (это сразу же ставило бы вопрос: действительно ли «богоизбран» ее государь), то Иван Грозный нашел очень простое объяснение военных неудач: во всем якобы виноваты изменники. Мнительность и подозрительность царя резко выросли. Он был убежден, что Полоцк мог бы сопротивляться, но город Баторию «здали Петр Волынской да стрельцы»[738].

Замедленное продвижение русской армии на выручку Полоцку также было связано с конфликтом царя с одним из воевод: когда И. Ф. Мстиславский предложил наступать быстрей, то Грозный обвинил его в измене, что князь хочет завести войска в ловушку. Царь кричал на воеводу: «Ты, старый пес, до сих пор насыщен полностью литовским духом» (предки Мстиславского много лет назад приехали из Литвы). Военачальника, который хотел спасти Полоцк, Иван на глазах у бояр отколотил палкой…

После подобных обвинений, которые грозили смертной казнью, у воевод резко уменьшалась охота проявлять инициативу — не дай Бог ошибешься и в глазах царя угодишь в предатели. Лучше уж быть слепым исполнителем монаршей воли и тупо выполнять исходящие сверху приказы. Правда, так войны не выиграешь, но и в застенки к палачу не попадешь… Культивирование обстановки взаимной подозрительности, доносов воевод друг на друга, шпиономании, исходившее от самого Ивана Грозного и командования армией, резко уменьшало ее боеспособность как раз тогда, когда от войск требовалась наибольшая мобилизация

всех сил для защиты России. И в этом — одна из главных причин поражения России в «Баториевой войне». Как верно заметил В. Новодворский, «главным виновником поражений 1579 г. был сам Иоанн»[739]. Наибольший успех, что показательно, был достигнут в 1581 г. под Псковом, в оборону которого Иван IV не вмешивался. Там же, где царь приложил руку к командованию, были сплошные поражения.

В ситуации 1579 г. русское командование действовало бестолково и нерешительно, что, несомненно, объясняется постоянной оглядкой на реакцию царя, ожиданием от него прямых распоряжений, которые можно было бы выполнить, не рискуя подвергнуться опале и казни. А царь никаких вразумительных распоряжений не давал. В итоге Полоцк и полоцкие пригороды оказались брошенными на произвол судьбы. Ни толкового контрудара, ни переброски войск на помощь Полоцку, ни эвакуации артиллерии и гарнизонов из опасной зоны организовано не было. Возникает ощущение, что на царя и его воевод напал какой-то ступор. Причем не было сделано и никаких выводов: в 1580 г., в великолуцком походе Стефана Батория катастрофа повторилась почти с абсолютной точностью. Изменения в тактике и действиях русских войск и дипломатов наступят только в третьем походе, под Псков, в 1581 г. — и вот тогда Баторий проиграет.