Когда Полоцк был российским. Полоцкая кампания Ивана Грозного 1563–1579 гг. - [68]

5) поездках послов. Любой приезд посла — это шанс пообщаться со свитой и что-то выведать или вбросить дезинформацию. По мелким деталям можно было узнать многое, поэтому тщательно описывали все, от состава сопровождающих до внешнего вида и меню питания посла.

Как строилась работа «шпегов»? Выражаясь современным языком, было две категории агентов — стационарные (внедренные) и полевые. Стационарные — это шпионы из местных жителей, мирные обыватели, которые узнавали и передавали информацию как самостоятельно (путем закладок в тайники, например, условленные дупла), так и через засланных гонцов, которых тайно принимали у себя. Они были чем-то вроде связных и явок агентуры более позднего времени. Например, 18 июня 1567 г. стало известно о поимке под Оршей Филоном Кмитой московского «шпега», Федора Олиферовича Добровицкого. Были установлены его связи. Связным в Орше был мещанин Микула, в Дубровне — Клим Дубровенский[684].

Полевые агенты лазили по лесам и полям в виде охотников, пастухов, рыбаков и просто бродяг. Они засылались в чужую землю и потом возвращались домой. Некоторые по заданию своих «работодателей» специально отправлялись в районы, интересующие разведку противника. Например, в 1568 г. оршанские «шпеги» Васко Глазко и Васко Станков были засланы в Смоленскую землю и дошли до самого Смоленска, до села Надвы[685]. И. Ауэрбах приводит в пример действия в 1579 г. агента Филона Кмиты, смоленского сына боярского Матвея Цедилова[686]. Но заметим, что такие шпионские вояжи не могли быть длительными и открытыми — конечно, сын боярский мог тайно проехать по тылам русской армии, хоронясь в лесах. Но при этом он сразу переходил на нелегальное положение — иначе его хватились бы на службе в Смоленске, да и в других местах поинтересовались бы, что это за неучтенный сын боярский путешествует по России. Больше возможностей для разведывательных миграций было у простонародья (крестьяне, пастухи), а еще больше — у монахов-пилигримов. Именно последние благодаря возможностям свободного перемещения по стране (и через границу под предлогом паломничества в православные монастыри) быстро начинают составлять костяк наиболее ценных шпионов. Хотя от эпохи Ивана Грозного сведений о монахах-шпегах немного, этот вид шпионажа расцветает позже, в ХVІІ–ХVІІІ вв.

В связи с этими характеристиками представляется заниженной оценка И. Ауэрбах «штата» литовских шпионов в России в 60–80 человек[687]. Думается, что их число в принципе плохо поддается учету, а в прифронтовой зоне, несомненно, было гораздо выше (равно как и российских «шпегов» в Великом княжестве Литовском). Речь должна и с той, и с другой стороны идти о сотнях человек.

У «шпегов» была разработанная система оповещения, связанная с объектами природы — деревьями. Ветки, обломанные с определенной стороны дерева, сломанные ветки, положенные у дороги и т. д. — все это были условные сигналы, оформленные под естественный вид лесного пейзажа[688]. В источниках преобладают сообщения об устной передаче информации, которая записывалась уже руководством «шпегов» в воеводских канцеляриях. В основном это рассказы, а не письменные донесения. Это говорит о том, что грамотность и эпистолярная практика были не сильно распространены. При записи сообщений «шпегов» всегда старались указать, откуда информация: видел лично, сказал тот-то (имя, должность), услышал там-то («на торгу»). Поэтому известия обычно очень детальны. Правда, неизвестно, насколько при этом достоверны: все эти подробности было легко придумать, а личности неведомых «Федек» и «Васек», которые шепнули «шпегу» страшно секретные сведения о готовности 40-тысячного русского войска напасть на Вильно, были в принципе непроверяемы[689]. Практика любой разведывательной деятельности показывает: как только информация становится коммерческой, резко возрастает процент фантастики, продаваемой под видом самых достоверных и секретных, «с трудом полученных» сведений. Судя по содержанию донесений, в какой-то степени этот процесс имел место и в русско-литовском пограничье среди «шпегов» и с той, и с другой стороны.

Кто шел в «шпеги»? Основная масса — это «шпеги поневоле», друзья и знакомые, родственники, волею судеб оказавшиеся в разных государствах, по разные стороны границы. Родственнику не откажешь, когда он ночью постучит в твою калитку и спросит, не видел ли ты поблизости войска. Многие сообщали сведения добровольно, заботясь о родных, которые могут оказаться на пути очередного налета или похода со всеми последствиями, вытекающими для мирного населения. Люди спасали своих и для этого сообщали сведения о планируемых нападениях, передвижениях армии и т. д. Например, в сентябре 1567 г. жители порубежного села Любавич бежали в Оршу с семьями, женами и детьми, потому что «шпеги» их предупредили: в этом районе готовится крупное наступление русских из Смоленска[690]. Конечно, такие известия не отличались регулярностью, а часто — и достоверностью (передавались пугающие слухи), но зато такая информационная сеть была всепроникающей и охватывала фактически все население пограничья.