Когда мы молоды - [21]

— Сказал — сделаю, — подтвердил Иванов все так же тихо, с досадой в голосе, и пошел прочь.

— Ну, ты-то сделаешь, — бросил вслед Егор Васильевич.

По дороге домой Алексей Иванович Долгов прикидывал: «Что ж, пожалуй, можно засчитать, что провели митинг… Или не стоит?». Подумал и решил: «Если пойдет дело, запишем как митинг, а сорвется — смолчим».

II

Третий день Саша Иванов возил по шестнадцать хлыстов. День первый прошел как в тумане. Два рейса рядом в кабине сидел сам начальник гаража, но Иванов его как бы даже не замечал. Под тяжестью шестнадцати полуметровых комлей рессоры на каждой неровности прогибались до отказа, сухо стукались подрессорники о подушку грузовой платформы, и как только профиль дороги давал перекос, высокая пачка угрожающе кренилась. Сколько раз ему казалось, что машина вот-вот перевернется и рессоры полетят, но машина не переворачивалась и рессоры не летели. Саша был весь в поту и не помнил, как доставил первую пачку хлыстов на нижний склад, как разгружали, как отъезжал, — опомнился только по пути на верхний склад за новой пачкой. На второй день он уже немного освоился, свыкся с этим страшным грузом в шестнадцать полутонных сосен.

Сегодня шел третий день, решающий. «Если все в порядке, будем рапортовать», — сказал начальник гаража. Саша больше не поддавался испугу. Его ухо привыкло к новым скрипам, новым стукам, они становились сигналами, по которым знаешь, что делать. Он уже подумывал о том, чтобы прибавить сегодня одну ездку, и так к концу недели довести до стольких же рейсов, сколько делал раньше с двенадцатью хлыстами.

Дорога вела через старые порубки, унылую корявую пустошь с порослью иван-чая на придорожных валах из земли и трухлявых корневищ, потом через захудалый ельник, зачахший смолоду от сухости и местами тронутый пожарами, потом через ровный строй молоденьких сосенок и, наконец, выходила на окаймленную глубокими канавами насыпь, сохранившуюся от старинного тракта, ровную и плотную, но узкую, не по нынешней езде.

Оставалось одно только трудное место, а там уж прямиком до самого склада. Хорошо еду, думает Саша, если и дальше так пойдет дело, будет десять рейсов, при моем грузе это считай двести процентов! Одно только место осталось трудное — крутой поворот на старом тракте, для кузовной машины он бы нипочем, а вот с этой бандурой! Шестнадцать чуть ли не двадцатиметровых хлыстов, их вершины лежат на «лягушке» — двухколесном прицепе, который держится на трубчатом стальном дышле, — с таким грузом крутые повороты щекотливая штука. С расчетом надо проезжать: вырулить на внешнюю сторону дуги, а потом чуть срезать ее крутизну, но так, чтобы проехать прицепом по самой осевой линии, чтобы не повело эту проклятую «лягушку», не съехала бы она ни вправо, ни влево, не угодила бы в кювет. А что значит опрокинуть в кювет «лягушку»? Длинные, пружинистые, туго увязанные стволы повернутся вместе с ней и так вертанут машину, что и глазом не моргнешь, как стукнет кабиной о землю. Ну, да эти страхи не для настоящих шоферов, они для всяких там городских асфальтовых пижонов, которые не нюхали настоящей езды.

Саша Иванов подъезжает к повороту, сбрасывает газ, притормаживает легонько, принимает левей, к внешней обочине дороги, плавно жмет баранку вправо, вправо, можно немного срезать угол, всегда так ездил раньше…

И вдруг обжигает затылок запоздалая мысль: «На дороге мокрота. Ночью прошел дождь, на песке незаметно было, а насыпь-то глинистая, развезло дорогу, куда же я еду, как же я срезаю этот проклятый поворот, поведет ведь «лягушку» вправо, обязательно поведет!» Мысль мелькнула, а машина движется, передок миновал центр поворота… И тут Саша слышит скрип. Новый скрип, неслыханный еще, коварный. И в тот же момент он телом ощущает, что машина дает непозволительный крен, а скорость сама по себе упала. «Буксануло!» — с ужасом думает Саша и резко сбрасывает газ. Мотор заглох, машина остановилась, и во внезапной тишине явственно слышится тихий предательский скрип — задние колеса продолжают сползать. Саша молнией выскакивает из кабины, на ходу подбирает первый попавшийся камень, забегает с правой стороны, сует камень под заднее колесо, забивает потуже каблуком — сползание как будто прекратилось. Саша шарит глазами вокруг, находит еще камень, потом находит корягу и ее подсовывает, укрепляя камни. Машина стоит твердо.

«Ну, а дальше что?» — думает Саша, рукавом утирая испарину.

Выезжать надо, что ж дальше… Саша осматривает положение лесовоза. Длинные комлистые сосны с зелеными кронами на верхушках тяжело, солидно покоятся на опорах грузовой площадки и прицепа, зажатые между вертикальными стойками «рогаток». Они лежат как живые, золотятся еще не поблекшей корой. Сужаясь от комля к вершине, они кажутся еще длиннее, и двухколесная «лягушка» у вершин выглядит гигантской колесницей, примчавшейся из римской древности. Ничего, нормально стоит «лягушка», по осевой линии, хорошо должна пройти поворот. Только бы ведущие колеса не сползли еще ниже. Левое стоит как раз еще на гребне полотна, которое тут, на крутом разъезженном колене тракта, возвышается узкой крутобокой гривой, сильно кренящейся внутрь дуги. Только бы не повело еще больше вправо!