Когда мы были чужие - [92]

Мы подняли бокалы за Симону и за всех нас. Какую уютную, доброжелательную паутину я сплела вокруг себя в Чикаго, и скоро ее придется порвать. Услышав, как мадам с Симоной обсуждают, где делать талию на новом платье для миссис Уиллис, я отвернулась, почувствовав укол зависти. Когда я уехала из Опи, за мной словно захлопнулась тяжелая дверь. Теперь я уеду отсюда, а Элен с Симоной будут по-прежнему работать в этой комнате, шить новые платья и придумывать замысловатые фасоны, которые я никогда не увижу. Они склонились над тканью, и головы их почти соприкасались, а руки ловко складывали шелк, то так, то этак пробуя разные варианты.

Кто-то сжал мне плечо.

— Вы найдете добрых друзей в Сан-Франциско, дорогая, — шепнул Якоб. — И найдете новую работу. Свою работу.

— Таких друзей мне не найти.

— Таких, конечно, нет. И мы никогда не найдем никого, как наша Ирма, но я всегда буду хранить вас здесь, — он прижал руку к сердцу, похлопал себя по парадной черной рубахе, — Фрида успела сказать мне, что он надевает ее лишь по праздникам. — А сегодня вечером, дорогая, сегодня мы вместе.

Мы пили вино, ели мусс и пели родные песни, пока часы на колокольне не пробили двенадцать.

— Я не приду на вокзал, Ирма, — сказала Элен. — Хватит с меня грустных «прощай», но вы, mon amie, обещайте, что отлично устроитесь в Сан-Франциско. И напишите нам. А теперь по домам. Уже поздно, а мне еще надо подумать — как сказать нашим дамам, что мы потеряли свою Ирму.

— Да-да, пора идти, — поддержала Молли, увлекая меня к двери. — Поезд уходит рано утром. Но вы не беспокойтесь, в этот раз все будет по-другому.

На следующий день, утром, все было по-другому. У меня теперь был портплед, а не обычный дорожный мешок. Витторио нанял повозку, довезти наши вещи до вокзала. Провожающих набралось тьма — Якоб, Фрида с Сарой, друзья Молли, несколько моих учеников английского, Витторио с Клаудией, Симона и Луна. Объятия, поцелуи, сладости в дорогу, адреса, куда писать, — вся эта суматоха сбивала меня с толку.

— Zay gesunt, доброго здоровья, дорогая, — пожелал мне на ухо Якоб. — И вы таки не думайте, на свете есть хорошие мужчины.

Сказав, кажется, главное, он быстро отошел, уступив место сестрам. Они подробно объяснили мне, как опасны незнакомцы.

Молли позвала носильщика, забрать рулон парусины, которая, как ей сказали, очень дорого стоит в Сан-Франциско. У нас обеих были стопки билетов: от Чикаго («Норф Вестерн лайн») до вокзала Пасифик в Каунсил-Блафс, штат Айова, оттуда до Омахи и наконец, последние, до Сан-Франциско. В дорогу мы обе запаслись пыльниками и взяли по два платья, нижнее белье, книги, мыло, еду на первое время, а я еще везла коробку со швейными принадлежностями и удобный портплед Клаудии. Туда я положила лекарства, которые могут пригодится в дороге: от головной боли, тошноты, простуды, кашля, который вызывает угольная пыль, и от всевозможных желудочных проблем.

Поезд задрожал и свистнул, деловитый кондуктор попросил нас «занять свои места». Мы вошли, и за окном провожающие замахали платками, точно голуби крыльями.

— До свидания, прощайте, zay gezunt, au revoir, arrivederci!

Последний взгляд, который я бросила на Чикаго, был затуманен слезами.

— Шесть дней ехать, — приговаривала Молли, распихивая вещи по местам. — Я почитаю книжки по бухгалтерии, а ты свои медицинские справочники. Мы не то что все эти бездельники, которые попусту глазеют в окно или всю дорогу режутся в карты.

Я действительно посмотрела несколько глав в учебнике по детским болезням, но окно манило меня каждую минуту.

— Нос набок свернешь, если будешь прижимать его к стеклу, — пробурчала Молли.

Но я не могла побороть любопытство и даже платила мальчишкам на станциях, чтобы вытирали с окна пыль. Мы ехали со скоростью сорок миль в час по прериям, растилавшимся золотисто-зелеными волнами. Из домов выбегали дети, чтобы помахать нам в дорогу. Один из наших попутчиков сказал, что когда-то тут паслись огромные, как здешние озера, стада бизонов, покрывая прерию от края и до края. Мы видели стаи странствующих голубей, одну такую большую, что она «сопровождала» нас несколько часов подряд. Но даже эти стаи не могли заслонить солнца, разлитого по всему синему небу — порой туда взмывали ястребы, падали сверху на голубей и багровые капли окропляли верхушки деревьев. Я видела индейцев, одетых в кожаную одежду с бахромой, у них были длинные прямые черные волосы. А потом темные грозовые тучи встали над полями пшеницы, мощные и суровые, как горы. Молнии хлестали небо. Я и подумать не могла, что Америка такая величественная страна. Если бы Карло с отцом могли это видеть, даже они были бы потрясены.

А в поезде жизнь текла вполне однообразно. В конце каждого вагона находилось вонючее ведро, называемое «удобствами», отделенное от «жилого» пространства лишь занавеской. Карточные игры порой переходили в шумные драки, один раз даже деревянную лавку выдрали из пола. Постепенно мы подъели запасы, взятые в дорогу, и принуждены были пользоваться станционными буфетами с неизменным меню: тощие серые бифштексы, разбавленное пиво, резиновые яйца, сваренные вкрутую, и картофель, жаренный на прогорклом масле. Все это следовало купить за те пару минут, что поезд стоял на станции, и дважды мы бросались обратно в вагон, не успев забрать оплаченный обед.