Кое-что о Федоре Михайловиче и о других - [5]

В труде Б. И. Бурсова нет биографизма, периодизации, разбора того или другого сочинения; перед нами монолог автора на тему, не ограниченную одним именем, уроком одной судьбы. Автор назвал свое сочинение «роман-исследование», но, при некоторой авантюрности (не свойственной автору), можно бы назвать и «поэмой-рассуждением» (не пропустили бы, был же редактор): мысль автора, едва уместившаяся на тридцати шести авторских листах, подчинена личностному началу в собственном ритме, единственной в своем роде поэтике. «Личность Достоевского» как бы ни с чего начата и ничем кончена; в ней сказано как-будто все, чем питался интеллект ученого-писателя, но я-то знаю, прогуляв с ним пять лет под ручку, что тьма сомнений, предположений, выводов осталась в его мозгу.

Я прочел книгу по выходе ее в свет — бегло, ибо итог на глазах у меня менялся, перерастал в новые замыслы и концепции. Иное дело прочесть труд Б. И. Бурсова нынче. Приближение к Достоевскому не только как к аномалии мирового духа (согласно теориям Фрейда, Шестова, Бердяева, Мережковского), а как к реальной личности русской национальной истории и культуры, обрело новый неожиданный интерес, с оттенком скандальности, как все в наше время: что почиталось вечно хранимым золотым русским фондом, к тому подбирают нынче отмычки современные наши Ракитины.

Б. И. Бурсов трактует личность русского гения как производное от почвы национального бытия, со свойственным его методологии здравым смыслом, с крепостью крестьянского «заднего ума». Поэтому и воротила нос от книги Бурсова литературоведческая элита, не говоря о «властителях дум» интернационального розлива.

На этом я заканчиваю мемуар о нашей короткой дружбе с Борисом Ивановичем Бурсовым, перехожу к тому главному, ради чего... взял в руки перо. Тут как-то включил «Свободу», из Нью-Йорка донесся как всегда запыхавшийся, будто парится в бане, запредельный (за пределами досягаемости), как бы и не человеческий, а голос из машины — Бориса Парамонова, перебежчика 70-х годов, выкормыша «Свободы», то есть госдепа США. «Русские вопросы» — затянувшийся курс русофобии а-ля Парамонов. На этот раз: «Еще о Достоевском»... Слушаю и не верю своим ушам, хотя мои уши слышат «в пределах возрастных изменений». Спрямляя витиеватости речи Парамонова, опуская трескотню мнимой эрудиции, приведу некоторые тезисы. Первое. Достоевский закончился как прорицатель грядущего в русской истории. В «Бесах» выведены типажи революционеров, но революция в России, после семидесяти лет кошмара, закончилась победой демократии. На просторах России воцаряется тот самый капитализм, который принес благоденствие народам Европы и Америки. Миссия Достоевского выполнена. Достоевский предостерегал. Не вняли — и нахлебались. А теперь что же? Адью, Федор Михайлович!

Второе. Достоевский был болен великодержавным шовинизмом, позволял себе третировать «полячишек», «французиков», «немчуру». Он полагал, что русский народ — богоносец, что Москве отведена роль третьего Рима... Парамонов из Нью-Йорка нас поучает: империя разрушена — наконец-то! С российским великодержавием покончено. Русским надлежит по одежке протягивать ножки. Высокомерие Достоевского по отношению к другим европейским народам нынче можно объяснить, но не разделить.

Третье. Болезнь Достоевского — эпилепсия — не наследственная, а благоприобретенная, то есть это психическое заболевание типа паранойи. Соответственно гениальность писателя можно подвести под психопатологический диагноз...

Еще было четвертое и пятое, но, думаю, довольно и сказанного. Парамонову не терпится отрубить Достоевского от тела русской культуры, также, как, скажем, отрубили Крым от России, как семьдесят лет русской истории — советский период — признали исторически несостоятельным.

Впрочем, уподобления неуместны: романы Достоевского, его личность-судьба, уроки самопознания вошли в нашу умственную, духовную плоть и кровь основополагающим элементом. Ежели мы, русские, не откажемся от права на наш собственный национально-исторический менталитет, без Достоевского мы — лишенцы.

Мне могут заметить: помилуйте, кто таков Парамонов? Стоит ли с ним спорить? Мели, Емеля, твоя неделя. Все так, но, к неоплатному стыду, надо сознаться, что заморская зараза легко поражает нашу интеллигенцию, образуются очаги парамоновщины и по сю сторону океана. Возьмем хотя бы № 5 журнала «Звезда» за 1997 год, в нем панегирическая статья некоего Арьева по случаю 60-летия Парамонова. Всего одна фраза из текста, писанного мелким бесом: «Что ж, все мы тут, в Питере, вышли из гоголевской «Шинели». Вот и Борис Парамонов тоже — из его «красной свитки». Вышел и порубил ее венским топором. И стало ему веселей». Что ни слово, то ложь и пакость. Выходит, написанное пером можно вырубить топором, если топор венский. Что касается «мы», то есть те, которые «вышли»... Позвольте вам, господа, заметить, вы вышли не из гоголевской «Шинели», а вылупились из личинок Сороса, вы встали на крыло, как летучие мыши на чердаке у Собчака.

Но вернемся к Федору Михайловичу. Чтобы не отлучили нас от Достоевского, я думаю, есть одно средство: читать его сочинения, вдумываться в его судьбу, внимать пророчествам гения, по ним определять собственное местонахождение, открещиваться от своры Парамоновых и арьевых, как от сатаны.