Кое-что о Федоре Михайловиче и о других - [4]

А силы старца тают... Партийные органы самоупразднились. Перестройка трансформировалась в перестрелку... Помню мое последнее свидание с Борисом Ивановичем Бурсовым: я жил тогда напоследок в Доме творчества Литфонда в Комарове (Дом творчества и Литфонд дышали на ладан); в полночь слышу в холле чьи-то голоса, вышел, вижу — Бурсов, с ним рядом дама, очень черная, жгучая брюнетка... Бурсов посмотрел на меня отроческими (или глубоко старческими) очами, говорит: «Вот видишь, Глеб, меня, старого русского профессора, ночью выбросили из постели на улицу. Мою библиотеку растащили. У меня нет пристанища».

Впервые я позволил себе обратиться к профессору на ты, по старой дружбе и по мгновенному чувству превосходства над несчастным изгоем: худо-бедно, у меня покуда еще было если не место под солнцем, то крыша над головой:

— Борис Иванович, голубчик, ты же сам своими руками вырыл яму, тебя в нее и скинули...

Бурсов ничего не ответил, поморгал очами, полными слез. В черных очах его подруги тлела искра неутолимой злобы.

После выяснилось, что с приходом к власти новые хозяева жизни — демократы — пронюхали о живущем без прописки в отдельной квартире старике. Выдали ордер на квартиру тому, кому было надо; новый квартировладелец со товарищи приехали под покровом ночи и вытряхнули старика. В точности так поступали совдеповцы после Великого Октября.

Бурсов с мадам стали жить в Доме творчества в Комарове; мадам заприходовали секретарем. На прогулки мадам выводила своего избранника, как уборщица Тоня своего пса Шарика, на веревке. Какие бы то ни было отношения с Борисом Ивановичем пресекались. Однажды я наблюдал сцену: мадам накидывалась на лечащего престарелых обитателей Дома доктора Гуревича: «Вы отправили на тот свет такого-то и такого-то. Вас специально сюда поставили, чтобы вы умертвляли писателей. Теперь вы хотите убить Бориса Ивановича, под видом лечения, У вас этот номер не пройдет! И на вас найдется управа!»

Все же по-видимому была у мадам идея фикс или мания преследования в агрессивной форме. Или у самой у нее было рыльце в пушку...

Доктор Гуревич порывался схватить мадам за полу шубы, препроводить ее в дирекцию, вызвать милицию, составить акт — за клевету... Профессор оборонял подругу, заслонял ее грудью от взбешенного доктора Гуревича. Положение становилось невыносимым, как в романе Достоевского...

Потом Бурсов с «секретарем» пожили на даче Бурсова в Комарове... В свое время «красная профессура» селилась под комаровскими соснами косяками: Плоткин, Наумов, Лихачев, Базанов, Бурсов... Из человеколюбия, почтения к преклонным годам и светлой личности Бориса Ивановича свои услуги в качестве истопника и кухонного мужика предложил Глеб Горбовский, тогда не пивший. Он прожил на бурсовской даче недолгое время, после не входил в подробности, а только тяжко вздыхал.

...С некоторых пор на даче Бурсова поселились чужие люди. Прохожу мимо дачи, сжимается сердце: бывало, вон там на веранде мы сиживали с Борисом Ивановичем, предавались ни с чем не сравнимой сладости чесания языками, под коньячок... Теперь за забором стоит чья-то машина, похаживает чья-то собака...

Куда подевался Бурсов, мало кто знал; изоляция вокруг него крепчала. Говорили, что он живет в Зеленогорске: дачу выменяли на однокомнатную квартиру... Связи с ним ни у кого из прежнего окружения не было. С момента ухода из дома на канале Грибоедова профессор отсутствовал в течение одиннадцати лет, хотя подавал признаки жизни, точнее, не поступало сведений о его кончине. Скрытно жить можно долго, а как помрешь, все узнают.

Клавдия Абрамовна Бурсова тихо почила в бозе, в квартире Бурсовых поселился неведомо кто.

На могиле Бориса Ивановича на кладбище в Комарове истлели поминальные цветы...

И что же? Каков урок из этой судьбины (вкратце мною изложенной)? Ну да, тот самый, о котором писал юный Федор Достоевский своему брату Михаилу: человек есть тайна. Чтобы разгадать ее, не жаль потратить всю жизнь.

Что особенно занимало писателя Достоевского в судьбах его героев, так это роковая потребность каждого из них попадаться в ловушку, самому себе расставленную. Вспомним хотя бы, как Родион Раскольников, убив старуху и попавшуюся под руку молодую бабу, спустя время, приходит на место убийства, с головой себя выдавая...

В своем капитальном труде «Личность Достоевского», по объему почти равному роману «Братья Карамазовы», ученый-писатель Бурсов досконально изучает ловушки, в кои русский гений только и делал, что загонял сам себя. По мнению Бурсова, тайна человека — в его двойничестве, трагическом совмещении в одном лице двух или нескольких лиц, по природе несовместных. Загнать себя в ловушку, а после выпутываться... Ан, глядишь, времени не хватило или чего-нибудь еще; жизнь коротка.

В «Личности Достоевского» Б. И. Бурсов ведет рассуждение от первого лица, берет себе в собеседники почитай всех корифеев мысли и творчества в истории человечества: Марк Аврелий и Спиноза, Шекспир и Гете, Ницше и Кьеркегор, Кант и Гегель, Сервантес и Томас Манн, Толстой и Пушкин, Гоголь и Белинский... Речь идет не о ссылках на авторитеты, а о поиске истины, кажется, близкой, но все непостижимой. «Личность Достоевского» суть попытка раскрыть тайну художественного гения, нераздельного с человеческой личностью-судьбой.