Кое-что о Еве - [36]

– Что ж, может быть и так! Но я убежден, что целью всех богов является сила более благородная, чем те, о которых достоверно известно человеку здесь. Я вижу, что человеческие существа в конце концов довольно часто проявляют по отношению друг к другу сострадание, сочувствие, любовь и самоотречение. Я думаю, что всякое искусство есть форма самовыражения. И следовательно, художник, создавший человеческие существа, руководствовался чистым эгоизмом, когда воплощал все эти качества в своем подобии. Он наблюдал эти качества в своей собственной природе, они ему нравились, и он их воплотил. Поэтому никто, действительно наделенный способностью мыслить, никогда не вообразит, что человеческая жизнь не стремится к какой-то благой цели, так как никто, наблюдающий любовь к человеку в самом себе, не может усомниться в том, что его создатель и сам наделен человеколюбием.

– Неужели вся эта чушь, которую ты несешь, действительно кажется тебе осмысленной? – спросил Сфинкс.

– Сударыня, все это кажется мне чем-то еще более замечательным: я думаю, что это прекрасная идея. Поэтому я играю с ней иногда. Ныне я отрекаюсь от этой идеи из уважения к вашей мудрости, которая давно стала притчей во языцех. И я хочу спросить, какую же еще более величественную и возвышенную мудрость, мадам, вы записываете в эту книгу в черном переплете?

– Ах да, моя книга! – воскликнул Сфинкс с естественным для автора оживлением. – У меня как раз возникли некоторые затруднения с моей книгой. Видите ли, вот здесь должен быть начальный параграф. Невозможно обойтись без первой главы.

– Понимаю. Не могу припомнить ни одной книги, в которой не было бы первой главы.

– Эта глава должна, так сказать, содержать суть всего...

– Это также общеизвестный риторический принцип.

– И именно с составлением первой главы я сейчас и испытываю затруднения.

– Ну что ж, я как раз тот, кто вам нужен. Я тоже баловался литературой до того, как стал божеством в четырех ипостасях. Мне известны все риторические приемы. В прошлом я был мастером зевгмы и силлепсиса, я владею ипаллагой и хиазмом, а мое обращение с мейозисом, персифлагой и оксимороном заслужило всеобщее восхищение. Поэтому прочтите мне ваш черновик, и я, без всякого сомнения, разрешу все ваши трудности.

Сфинкс некоторое время обдумывал это предложение. Возможность квалифицированной критики со стороны корифея повергала чудовище в смущение.

– Только не обижайтесь понапрасну, если не найдете в этой главе никакого смысла, – сказал Сфинкс.

– Уверяю вас, я не буду излишне строгим цензором. Ни в одном искусстве нельзя ожидать от новичка совершенства.

– Ведь эта глава помещена здесь только потому, что нужно было чем-то заполнить пустое место...

– Я это хорошо понимаю. Итак, приступим!

Но застенчивый Сфинкс не спешил. Тоном робких объяснений он продолжал:

– Поэтому глупец найдет ее глупой и скажет: «К черту ее!». Мудрец, как и свойственно мудрому, поймет, что эта глава была помещена сюда без ее согласия; что ее создатель не вкладывал в нее смысла и не придавал ей большого значения; и что о ней забудут, как только страница, на которой она помещена, будет перевернута...

– Без всякого сомнения! – согласился Джеральд, который уже начинал проявлять нетерпение, – но давайте перейдем к этой пресловутой главе!

– Итак, переверни страницу, подобно тому, как равнодушное время листает книгу жизни, и скажи «К черту!» или «Слава Богу! – в зависимости от твоего настроения.

– Уверяю, я так и сделаю, как только ваша книга будет опубликована. Но почему вы продолжаете разглагольствовать об этой главе? Почему бы вам не прочитать, что там написано?

– Я только что это сделал, – ответил Сфинкс. – Я не разглагольствовал. Я начал читать с того момента, как сказал «Только не сердитесь...» – а сейчас я закончил чтение.

– Ага! – сказал Джеральд. Он с несколько отсутствующим видом поскреб пальцем свой вытянутый подбородок. Он подошел к Сфинксу и, перегнувшись через переднюю лапу, самостоятельно прочел главу Сфинкса в этом черном томе.

– И что же дальше? – спросил Джеральд.

– Если бы я ответила тебе на этот вопрос, ты стал бы мудрее, чем я. Но, разумеется, никто никогда не может быть мудрее Сфинкса.

– Но это все, что вы успели написать?

– Это все, что вообще было написано до сих пор, – ответил Сфинкс.

– И за все эти столетия вы не продвинулись дальше этой первой главы?

– Неужели вы не понимаете моих затруднений? Мне была нужна первая глава, которая бы, так сказать, подводила итог всем событиям и выражала бы смысл всей человеческой жизни – глава, которую люди постоянно мешали мне написать. А когда я ее написал, не осталось ничего, о чем можно было бы написать во второй главе.

– Но помилуйте! Это же материализм! Это настоящее кощунство, совершенное в присутствии божества! Я смущен, мадам. Я прямо не знаю, как отнестись к вашему поведению. Ведь ваша сомнительная глава...

– Не стоит обижаться понапрасну, если вы найдете эту главу лишенной смысла...

–...не имеет ни малейшего отношения к моим высоким обязанностям в этом мире.

– Эта глава была помещена здесь просто потому, что надо было чем-то заполнить пустое место...