Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами - [83]

Шрифт
Интервал

Однако нам еще предстоит выяснить, какую роль мог сыграть в этой истории Бертран Рассел. Что, если именно Рассел, который не ладил с Витгенштейном и принципиально не одобрял его подход, подбил Поппера на борьбу за благородное дело: спасать философию, пока она окончательно не выродилась в болтовню за чашкой чая?

Это занимательное предположение выдвинул в своей статье Айвор Граттан-Гиннес, по-своему интерпретировав письмо, которое Поппер написал Расселу сразу после встречи, — точнее, следующие его пассажи:

«С огромным удовольствием вспоминаю проведенный с вами день и возможность выступить вместе с вами вечером против Витгенштейна…

Подготовленный мною текст был очень краток, о чем, как вы наверняка помните, я вас предупредил; именно поэтому я решил обсудить нечто другое…

Мне очень помогло то, что вы упомянули о Локке. Теперь, я чувствую, ситуация ясна до предела…»

И после обсуждения логических аргументов:

«Вот почему я должен был выбрать (и в конечном итоге, послушавшись вашего совета, действительно выбрал) эту тему» [курсив наш].

Однако эти замечания можно толковать как минимум двояко. Очевидно, что Поппер заранее обсудил с Расселом свой доклад. Но когда именно? Непосредственно перед собранием, когда они пили чай в Тринити-колледже, или раньше?

Конечно, этот разговор мог происходить за чаем, особенно если Поппер не привез с собой доклада как такового, а одни лишь заметки к нему. Более того: не исключено, что Поппер приехал в Кембридж, так и не решив, о чем именно будет вести речь, и именно Рассел подсказал ему тему и убедил в ее важности.

Однако в Unended Quest трудно найти аргументы в пользу этой версии. Не подтверждают ее и документальные свидетельства. Когда определилась дата доклада в Клубе моральных наук, Поппер написал Расселу письмо (в архивах не сохранилось). Рассел ответил ему 16 октября, предлагая встретиться в пятницу в 16-00 или в субботу утром. Судя по формальному тону этого послания, не похоже, что между ними была какая-то предыдущая договоренность или что они собирались обсуждать тему доклада — иначе откуда бы взялась альтернатива «или в субботу утром»?

Позже, уведомляя Поппера о том, что получил его послание, написанное по возвращении из Кембриджа в Лондон, Рассел, в частности, напишет: «Я все время был целиком и полностью на вашей стороне, но не принял более активного участия в дискуссии, потому что вы и сами великолепно защищали ваши убеждения». Здесь нет и намека на какую-то предыдущую договоренность; напротив, фраза «защищали ваши убеждения» предполагает, что Рассел, с его собственной точки зрения, ни о чем не сговаривался с Поппером заранее. «Я все время был целиком и полностью на вашей стороне» — если бы именно Рассел подбил Поппера на конфликт, эти слова были бы попросту лишними.

Однако нельзя не признать, что фраза Поппера «в конечном итоге, послушавшись вашего совета, действительно выбрал» по-прежнему остается загадочной. Любопытна ее связь с жалобой Поппера на неточность, протоколов собрания: «Мой доклад назван в них (как и в печатной программе заседаний Клуба) "Методы в философии", а не "Существуют ли философские проблемы?" — а ведь именно это, последнее название я выбрал в конечном итоге», — пишет он в Unended Quest. «В конечном итоге» — но когда именно? Уж не во время ли чаепития, с подсказки коварного Рассела? Что, если Поппер огласил новый вариант только во время доклада, когда программа уже была напечатана, а секретарь, ведущий протокол, пропустил новое название мимо ушей?..

Так или иначе, сохранились заметки Поппера к докладу, и по ним видно, как тщательно готовил он обращение к Клубу моральных наук. Начинаются эти записи с основополагающего тезиса: «Мы изучаем проблемы с помощью рациональных методов. Это — реальные проблемы… не проблемы языка и не языковые головоломки». Далее идет, по всей видимости, план доклада, озаглавленный «Методы в философии»:

I Почему я выбрал эту тему.

И Замечания по истории философского метода.

III Оценка и критика лингвистического метода в

философии.

IV Несколько тезисов о философии и методе.[16]

За этим следует страничка, исписанная убористым почерком, текст разбит на колонки, а отдельные записи теснятся на полях. Среди прочего, там высказано и такое соображение: «Философия запуталась во вступительных замечаниях к вступительным замечаниям. Честно говоря, если это и есть философия, то мне она неинтересна». К следующей странице обдумывание уже явно завершено, и перед нами — сам текст доклада. У нас есть редкая возможность услышать ipsissima verba Карла Поппера.

«Меня пригласили сюда для обсуждения какой-либо философской головоломки», — начинает Поппер, прежде чем приступить к критическому анализу термина «головоломка»: «Метод языкового анализа псевдопроблем. Проблемы исчезают. Иногда в сочетании с тезисом о природе философии — скорее деятельности, чем теории, — деятельности по прояснению головоломок. Своего рода терапия, сравнимая с психоанализом».

Вот тут-то Поппер и высказывает протест против формулировки приглашения:

«Именно это подразумевается в приглашении, и именно поэтому я не смог его принять. Иными словами, в вашем приглашении ощущается весьма определенный взгляд на природу философии и философский метод, — взгляд, который я не разделяю. Таким образом, именно тот факт, что я его не разделяю, в большей или меньшей степени побудил меня выбрать «быть»


Еще от автора Джон Айдинау
Убили бы вы толстяка? Задача о вагонетке: что такое хорошо и что такое плохо?

Поезд без тормозов несется на пятерых человек, привязанных к рельсам. Если поезд не остановить, все пятеро погибнут. Вы стоите на железнодорожном мосту и с ужасом смотрите не происходящее. Но рядом с вами стоит незнакомый толстяк: если вы сбросите его с моста, он, конечно, погибнет, но его тело остановит поезд и спасет жизни пяти человек. Убили бы вы толстяка? Этот вопрос может показаться странным, но это всего лишь вариация загадки, над которой ломали голову моральные философы на протяжении полувека, а в последнее время она стала занимать нейроученых, психологов и других мыслителей.


Бобби Фишер идет на войну

Перед вами захватывающая история о легендарной шахматной битве в Рейкьявике (1972) между советским чемпионом Борисом Спасским и американским претендентом Бобби Фишером, эпическая конфронтация времён холодной войны и самый известный шахматный матч двадцатого века. Опираясь на ранее неизвестные документы и личные беседы с главными действующими лицами тех событий, авторы — известные британские журналисты Джон Айдинау и Дэвид Эдмондс — сумели создать настоящий триллер на шахматную тему!Выход этой книги на русском языке совпал с безвременным уходом из жизни 11-го чемпиона мира Бобби Фишера.


Рекомендуем почитать
Воззвание к жизни: против тирании рынка и государства

Трактат бельгийского философа, вдохновителя событий Мая 1968 года и одного из главных участников Ситуационистского интернационала. Издан в 2019 году во Франции и переведён на русский впервые. Сопровождается специальным предисловием автора для русских читателей. Содержит 20 документальных иллюстраций. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


История мастера

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.



Революция сострадания. Призыв к людям будущего

Убедительный и настойчивый призыв Далай-ламы к ровесникам XXI века — молодым людям: отринуть национальные, религиозные и социальные различия между людьми и сделать сострадание движущей энергией жизни.


Могильная Фантазия

Самоубийство или суицид? Вы не увидите в этом рассказе простое понимание о смерти. Приятного Чтения. Содержит нецензурную брань.


Медленный взрыв империй

Автор, кандидат исторических наук, на многочисленных примерах показывает, что империи в целом более устойчивые политические образования, нежели моноэтнические государства.


АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника

В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.


Внутренняя колонизация. Имперский опыт России

Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.


Кривое горе (память о непогребенных)

Это книга о горе по жертвам советских репрессий, о культурных механизмах памяти и скорби. Работа горя воспроизводит прошлое в воображении, текстах и ритуалах; она возвращает мертвых к жизни, но это не совсем жизнь. Культурная память после социальной катастрофы — сложная среда, в которой сосуществуют жертвы, палачи и свидетели преступлений. Среди них живут и совсем странные существа — вампиры, зомби, призраки. От «Дела историков» до шедевров советского кино, от памятников жертвам ГУЛАГа до постсоветского «магического историзма», новая книга Александра Эткинда рисует причудливую панораму посткатастрофической культуры.


Революция от первого лица. Дневники сталинской эпохи

Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.