Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами - [6]

Шрифт
Интервал

Питер Мунц видит, как Витгенштейн внезапно выхватывает из огня раскаленную кочергу и ожесточенно размахивает ею перед самым лицом Поппера. Рассел, до тех пор не сказавший ни единого слова, вынимает трубку изо рта и решительно произносит: «Витгенштейн, немедленно положите кочергу!» Голос у него высокий и слегка скрипучий. Витгенштейн подчиняется; затем, после короткой паузы, встает и выходит, с шумом захлопнув дверь.

Питеру Грей-Лукасу видится следующее: Витгенштейн, явно возмущенный неподобающим, с его точки зрения, поведением Поппера, выходит из себя и размахивает кочергой. Витгенштейн ведет себя «в своей обычной манере — гротескно-высокомерной, самонадеянной, резкой и хамоватой. Поэтому потом очень удобно

было говорить, что он "угрожал" Попперу кочергой». Стивен Плейстер тоже видит, как Витгенштейн заносит кочергу над головой, но ему это не кажется ни удивительным, ни вызывающим — по его мнению, с Поппером только так и можно управиться.

С точки зрения Стивена Тулмина, сидящего всего в шести футах от Витгенштейна, вообще не происходит ничего экстраординарного, ничего такого, что можно было бы задним числом назвать «инцидентом». Тулмин внимательно слушает, как Поппер на примерах критикует идею бессмысленности философии. Возникает вопрос о причинно-следственной связи, и тут-то Витгенштейн и берет в руки кочергу, чтобы с ее помощью подчеркнуть значение причинности. И только потом, когда Витгенштейн уже ушел, Поппер излагает свой «принцип кочерги»: не нужно, мол, угрожать кочергой приглашенным докладчикам.

Существует также письменное свидетельство Хайрама Маклендона, американца из Гарварда, который в 1946/1947 учебном году учился в Кембридже у Рассела и тоже был в тот вечер в комнате НЗ. Этот вечер произвел на него такое впечатление, что много лет спустя он пишет о нем воспоминания, сверяясь с Расселом. Рассел воспоминания одобряет. В этом витиеватом рассказе наставник Маклендона выступает героем — «колосс, лев рыкающий, розга секущая». Поппер делал свой доклад, пишет Маклендон, чуть ли не «с извинениями за дерзость». Реакция на этот доклад была бурной, аудитория пришла в волнение. Витгенштейн в возбуждении схватил железную кочергу и принялся угрожающе размахивать ею перед гостем, с криками наступая на него. Рассел, до тех пор хранивший молчание, внезапно «с ревом, подобно некоему синайскому богу», ринулся на защиту Поппера; «косматые седые волосы нимбом венчали его фигуру».

Итак, у большинства очевидцев кочерга накрепко запечатлелась в памяти. Но только Джон Вайнлотт запомнил кульминационный момент почти так же , как впоследствии описал его Поппер. Вайнлотт слышит, как Поппер изрекает свой принцип кочерги, и видит, как Витгенштейн (явно раздраженный этой, на его взгляд, непозволительно легкомысленной ремаркой) покидает комнату. О хлопке дверью, правда, не сказано ни слова.

Всем этим версиям противостоит подробное свидетельство Карла Поппера. По его словам, Витгенштейн, желая подчеркнуть весомость своих аргументов, берет в руки кочергу и требует сформулировать моральный принцип, а он, Поппер, в ответ на это требование отвечает: «Не угрожать приглашенным докладчикам кочергой». После этого Витгенштейн отшвыривает кочергу и вылетает из комнаты, оглушительно громыхнув дверью.

Как реагирует профессор Гич на столь разноречивые свидетельства? Он попросту заявляет, что Поппер солгал, — и тем самым демонстрирует глубину страстей, по сей день пробуждаемых этим давним инцидентом. С точки зрения Гича, ключевой вопрос звучит очень просто: правда ли, что Витгенштейн — как утверждает Поппер — вышел из комнаты после того, как последний провозгласил принцип кочерги? Гич уверен, что Витгенштейн вышел раньше и что он это видел своими глазами.

Профессор Уоткинс, в свою очередь, после скандала в Times Literary Supplement усомнился в собственной версии. Он провел дополнительное расследование и написал, что воздержится от окончательного вывода о том, когда именно Витгенштейн покинул заседание Клуба, поскольку это «не самая существенная деталь». Это была рискованная уступка. В конце концов, согласно автобиографии Поппера, именно его шутка вызвала гнев Витгенштейна, — что с точки зрения здравого смысла

невозможно, если Витгенштейн покинул комнату раньше, чем эта шутка прозвучала. Здесь, как на перекрестном допросе, уступить означало дать оппонентам новый повод для презрения и насмешек. «Если Икс сказал: "У Джона и Мэри родился ребенок, а потом они поженились", — злорадствует Гич, — а Игрек, пытаясь вступиться за друга, говорит, что того подвела память и он просто не помнит, что же произошло раньше — свадьба или роды, то много ли проку от такого заступничества?»

Во всем, что касается основных элементов этой истории — последовательности событий, атмосферы заседания, поведения антагонистов, — свидетельства очевидцев явно расходятся. Кочерга то холодная, то раскаленная докрасна. Витгенштейн то в ярости размахивает ею, то использует как указку — или как пример, или как подручное средство. Он то потрясает ею, то подчеркивает с ее помощью свою мысль, то просто рассеянно вертит в руках. Когда он покидает комнату — после пикировки с Расселом или после того, как Поппер изрекает «принцип кочерги»? Спокойно выходит — или выбегает, хлопнув дверью? Рассел слегка повышает голос — или грозно ревет?


Еще от автора Джон Айдинау
Убили бы вы толстяка? Задача о вагонетке: что такое хорошо и что такое плохо?

Поезд без тормозов несется на пятерых человек, привязанных к рельсам. Если поезд не остановить, все пятеро погибнут. Вы стоите на железнодорожном мосту и с ужасом смотрите не происходящее. Но рядом с вами стоит незнакомый толстяк: если вы сбросите его с моста, он, конечно, погибнет, но его тело остановит поезд и спасет жизни пяти человек. Убили бы вы толстяка? Этот вопрос может показаться странным, но это всего лишь вариация загадки, над которой ломали голову моральные философы на протяжении полувека, а в последнее время она стала занимать нейроученых, психологов и других мыслителей.


Бобби Фишер идет на войну

Перед вами захватывающая история о легендарной шахматной битве в Рейкьявике (1972) между советским чемпионом Борисом Спасским и американским претендентом Бобби Фишером, эпическая конфронтация времён холодной войны и самый известный шахматный матч двадцатого века. Опираясь на ранее неизвестные документы и личные беседы с главными действующими лицами тех событий, авторы — известные британские журналисты Джон Айдинау и Дэвид Эдмондс — сумели создать настоящий триллер на шахматную тему!Выход этой книги на русском языке совпал с безвременным уходом из жизни 11-го чемпиона мира Бобби Фишера.


Рекомендуем почитать
Завтрак с Сенекой. Как улучшить качество жизни с помощью учения стоиков

Стоицизм, самая влиятельная философская школа в Римской империи, предлагает действенные способы укрепить характер перед вызовами современных реалий. Сенека, которого считают самым талантливым и гуманным автором в истории стоицизма, учит нас необходимости свободы и цели в жизни. Его самый объемный труд, более сотни «Нравственных писем к Луцилию», адресованных близкому другу, рассказывает о том, как научиться утраченному искусству дружбы и осознать истинную ее природу, как преодолеть гнев, как встречать горе, как превратить неудачи в возможности для развития, как жить в обществе, как быть искренним, как жить, не боясь смерти, как полной грудью ощущать любовь и благодарность и как обрести свободу, спокойствие и радость. В этой книге, права на перевод которой купили 14 стран, философ Дэвид Фиделер анализирует классические работы Сенеки, объясняя его идеи, но не упрощая их.


Постанархизм

Какую форму может принять радикальная политика в то время, когда заброшены революционные проекты прошлого? В свете недавних восстаний против неолиберального капиталистического строя, Сол Ньюман утверждает, сейчас наш современный политический горизонт формирует пост анархизм. В этой книге Ньюман развивает оригинальную политическую теорию антиавторитарной политики, которая начинается, а не заканчивается анархией. Опираясь на ряд неортодоксальных мыслителей, включая Штирнера и Фуко, автор не только исследует текущие условия для радикальной политической мысли и действий, но и предлагает новые формы политики в стремлении к автономной жизни. По мере того, как обнажается нигилизм и пустота политического и экономического порядка, постанархизм предлагает нам подлинный освободительный потенциал.


Мифологичность познания

Жизнь — это миф между прошлым мифом и будущим. Внутри мифа существует не только человек, но и окружающие его вещи, а также планеты, звезды, галактики и вся вселенная. Все мы находимся во вселенском мифе, созданным творцом. Человек благодаря своему разуму и воображению может творить собственные мифы, но многие из них плохо сочетаются с вселенским мифом. Дисгармоничными мифами насыщено все информационное пространство вокруг современного человека, в результате у людей накапливается множество проблем.


Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.


Хорошо/плохо

Люди странные? О да!А кто не согласен, пусть попробует объяснить что мы из себя представляем инопланетянам.


Демократия — низвергнутый Бог

Основой этой книги является систематическая трактовка исторического перехода Запада от монархии к демократии. Ревизионистская по характеру, она описывает, почему монархия меньшее зло, чем демократия, но при этом находит недостатки в обоих. Ее методология аксиомативно-дедуктивная, она позволяет писателю выводить экономические и социологические теоремы, а затем применять их для интерпретации исторических событий. Неотразимая глава о временных предпочтениях объясняет процесс цивилизации как результат снижающихся ставок временного предпочтения и постройки структуры капитала, и объясняет, как взаимодействия между людьми могут снизить ставку временных предпочтений, проводя параллели с Рикардианским Законом об образовании связей. Сфокусировавшись на этом, автор интерпретирует разные исторические феномены, такие как рост уровня преступности, деградация стандартов морали и рост сверхгосударства.


АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника

В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.


Внутренняя колонизация. Имперский опыт России

Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.


Кривое горе (память о непогребенных)

Это книга о горе по жертвам советских репрессий, о культурных механизмах памяти и скорби. Работа горя воспроизводит прошлое в воображении, текстах и ритуалах; она возвращает мертвых к жизни, но это не совсем жизнь. Культурная память после социальной катастрофы — сложная среда, в которой сосуществуют жертвы, палачи и свидетели преступлений. Среди них живут и совсем странные существа — вампиры, зомби, призраки. От «Дела историков» до шедевров советского кино, от памятников жертвам ГУЛАГа до постсоветского «магического историзма», новая книга Александра Эткинда рисует причудливую панораму посткатастрофической культуры.


Революция от первого лица. Дневники сталинской эпохи

Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.