Кочегарка - [27]

– Я понимаю, почему вы хотите скрыть это от публики, – сказал Генри. Лет десять назад в Йосемити[34] появился серийный убийца, и посещаемость парка резко упала, так что это поставило под угрозу некоторые проекты. Кэньонлендз – парк гораздо более примитивный и удаленный и не такой популярный, как Йосемити. – Но почему не рассказать все нам? Какой в этом смысл?

– Мне нужно время, чтобы решить, что говорить. Я не хочу, чтобы люди ударились в… панику.

– Да никто и не будет паниковать. С кем, по-вашему, вы здесь имеете дело?

– И тем не менее, помалкивай, пока я не разрешу говорить, понятно? Я сам решу, когда наступит время.

С дороги, которая вела в парк, донесся вой полицейских сирен.

Генри встал и, несмотря на всю серьезность обстановки, улыбнулся.

– Успехов, – пожелал он.

Тело было изуродовано до неузнаваемости. Вместе с другими рейнджерами, которые находились на дежурстве, Генри заглядывал за притолоку двери в рабочее помещение. Ему представлялось обнаженное тело мертвой женщины, лежащее на одном из длинных рабочих столов, рядом с потертыми инструментами и артефактами, как какой-нибудь труп, приготовленный к аутопсии. Поэтому он удивился, увидев тело валяющимся рядом с книжными полками. Женщина была одета в выцветшие джинсы и окровавленную футболку, а лицо ее представляло влажную багровую массу, кровь с которой падала на темные царапины на ее шее. Бригада судмедэкспертов работала с телом, исследуя его затянутыми в резиновые перчатки руками, дотрагиваясь до него металлическими кронциркулями и фотографируя с различных углов.

Ее, напомнил он себе. Это женщина, а не бесполое существо.

Женщина не была похожа на сотрудницу парка или на кого-то еще, известного Генри, а короткая беседа с другими наблюдавшими подтвердила, что они так же, как и он сам, ничего не знают о женщине. Самым распространенным было предположение о том, что убил ее кто-то из сотрудников – иначе как труп появился в помещении ночью? Правда, Генри ни на секунду в это не поверил, и, как он знал из своей предыдущей беседы с суперинтендантом, тот тоже был против этой теории. Нет, во всем этом присутствовала изрядная доля вандализма, и Генри легко мог представить себе, как голые близняшки забивают женщину до смерти примитивными инструментами, которыми они разрушили наскальные рисунки, а потом тащат ее труп в здание администрации…

Он переступил с ноги на ногу и попытался плотно сдвинуть ноги, чтобы никто не увидел его появившуюся эрекцию.

Несмотря на дневную жару, ночь была прохладной. Генри, не в силах заснуть, вышел на крыльцо своего жилища и стал смотреть на пустыню, смутно ожидая увидеть две нагие фигуры, сексуально надвигающиеся на него из песка. Он размышлял о разрушенных рисунках. Генри хотелось бы верить, что этот вандализм носил случайный и бесцельный характер, но его мысли постоянно возвращались к близнецам. Где-то в глубине души он знал, что эти две вещи связаны между собой, и он никак не мог отказаться от мысли, что измененные рисунки были неким посланием, которое должно было сказать ему… сообщить ему… о чем? Этого он не знал. У него на этот счет не было ни малейших предположений и, наряду со всем прочим, именно эта непостижимость происходящего доставала его, заставляя его мозг вновь и вновь возвращаться к этому вопросу, и не позволяла заснуть.

Генри посмотрел в сторону других домиков, но ничего, кроме темноты, не увидел. На крыльце дома Лори горел огонь – почему? Он что, выступал в качестве своеобразного маяка, указывающего ей дорогу домой? Если же не считать этой лампы, то дома выглядели заброшенными. Генри отметил про себя иронию того, что единственный дом, выглядящий жилым, принадлежал мертвой женщине.

Мертвой женщине?

Но ведь она пока еще только потерялась, поправил он сам себя, однако тут вспомнил кровавую маску вместо лица женщины, убитой в рабочем помещении, и что-то подсказало ему, что Лори тоже убита.

По засыпанному звездами южному небу пролетел метеор – Генри на мгновение заметил его периферическим зрением, – и это напомнило ему о тенях в каньоне, о тех коротких мгновениях, когда на глаза ему попадались темные бесформенные существа, которые даже средь бела дня напугали его до смерти. «Интересно, они все еще там? – подумал Генри. – А если да, то что они делают?» Внезапно его охватило желание самому поехать в каньон и увидеть все собственными глазами. Он знал, что это глупо, что это неправильно, что это нарушение всех возможных правил и элементарной логики, но ему захотелось увидеть рисунки ночью, посмотреть на эти таинственные темные формы и проверить, не продолжают ли они свою разрушительную работу.

Наверное, это индейская кровь взыграла в его венах.

Генри не стал колебаться и отговаривать себя, а немедленно вернулся в дом, взял ключи и запер входную дверь. Он был уже в джипе и ехал по пустыне, так и не поменяв свой настрой. Да он и не пытался его менять. Желание оказаться ночью в каньоне и все увидеть собственными глазами переполняло его – это напоминало навязчивую необходимость, которую он не понимал, но с которой смирился.

Генри знал местность как свои пять пальцев и, съехав с дороги, устремился по выветренному песчанику и утрамбованной грязи так же легко, как будто мчался по городским улицам солнечным днем. В парке были еще скалы с наскальными изображениями, но инстинкт вел его именно во вчерашний каньон, и он вновь появился в нем, окруженный тучей пыли. Резко затормозив, остановился и остался в машине, ожидая, пока облако осядет. Генри захватил с собой несколько электрических фонарей и мощную галогеновую лампу, луч которой направил сейчас на скалу прямо перед собой. Луч света осветил рельсы, уходящие в тоннель, набор кувалд, но больше ничего нового. Генри осветил каньон, но ничего не увидел, лишь окружающая темнота стала еще гуще; поэтому ему пришлось выключить лампу и подождать, пока глаза привыкнут к темноте.