Кобзарь - [36]

в далекое море

сотней рек. Вам ниоткуда

помощи не будет:

брат от брата отречется,

сын про мать забудет;

и дым тучею закроет

солнце перед вами,

и прокляты вы будете

своими сынами!

Умойтеся! Образ Божий

грязью не поганьте,

дурь в голову детям вашим

вбивать перестаньте,

что они — паны по крови:

мужицкое око

им заглянет прямо в душу

глубоко! Глубоко!

Чья на вас надета шкура,

дознаются люди, —

и немудрые премудрых

навеки осудят!

Когда б учились вы, как надо,

и мудрость бы была своя.

А то залезть на небо рады:

«И мы — не мы, и я— не я,

и все-то видел, все-то знаю,

и нет ни ада, и ни рая,

и Бога нет, есть только я.

Да куцый немец с постной рожей,

и больше никого...» — «Добро же!

А кто ж ты сам?»

«Пускай немец

скажет; мы не знаем».

Так-то учитесь вы, в чуждых

странах разъезжая!

Немец скажет: «Вы: монголы!»

«Монголы, монголы!»

Золотого Тамерлана

внуки, только голы!

Немец скажет: «Вы славяне!»

«Славяне? Какие?»

Славных прадедов великих

потомки дрянные!

Изучаете Коллара

изо всей-то силы,

и Шафарика, и Ганку

и в славянофилы

так и претесь. Все языки

славян изучили,

о своем же, о природном,

языке забыли.

Будет время — и свой вспомним,

коль немец укажет

да историю сначала

нашу нам расскажет.

Тут-то мы распетушимся!...

И распетушились

по немецкому указу:

так заговорили,

что не понял даже немец,

учитель великий, —

где уж тут понять народу!

А шуму, а крику!

«И гармония и сила,

музыка — и полно.

А история! Поэма

народности вольной!

Что там Рим? Какие Бруты?

Жалкое явленье...

Те Коклесы, Бруты — мусор

с нашими в сравненье!

У нас воля вырастала,

Днепром умывалась,

под голову горы стлала,

степью укрывалась!»

Кровью она умывалась,

спать ложилась, плача,

на обкраденные трупы,

на тела казачьи!

Еще раз пересмотрите,

прочитайте снова

книгу славы. Да читайте

от слова до слова;

все проверьте: и все титлы,

и все запятые,

и тогда себя спросите:

кто же мы такие?

Чьи мы дети? Кем? За что мы

закованы в путы?..

И увидите, какая

цена вашим Брутам.

Рабы, холопы, грязь Москвы,

варшавский мусор ваши паны, —

и гетманы и атаманы!

Так чем вы чванитеся, вы!

Сыны сердешной Украины!

Что ловко ходите в ярме,

ловчее, чем отцы ходили?!

Не чваньтесь: с вас дерут ремень,

ну, а из них и жир топили.

Иль гордитесь, что казаки

веру защитили?

Что в Синопе, в Трапезунде

галушки варили?

Правда, вам лишь не досталось

ни капли, ни крошки,

А на Сечи мудрый немец

вырастил картошку

и вам продает. Берите,

ешьте на здоровье,

прославляйте Запорожье!

А чьей жаркой кровью

та земля была полита,

что картошку родит, —

все равно вам, лишь бы овощ

росла в огороде!

А хвалитесь, что когда-то

Польшу повалили!

Правда ваша: пала Польша

и вас раздавила!

Так вот как кровь пришлось отцам

лить за Москву и за Варшаву

и дать в наследство сыновьям

и цепи, и былую славу!

Доборолась Украина...

И за что страдает:

хуже ляха свои дети

ее распинают.

Вместо пива праведную

кровь из ребер точат;

просветить хотят сыночки

у матери очи

современными огнями.

Чтобы шла за веком,

шла за немцами слепая

бедная калека.

Что ж, ведите, указуйте

путь! А мать родная

пусть прозреет, сыновей тех

новых узнавая.

Указуйте! И не бойтесь —

наградит вас честно

за науку мать родная:

слепота исчезнет

в глазах ваших ненасытных;

увидите славу,

вживе славу ваших дедов

и отцов лукавых.

Так не лгите ж сами себе!

Учитесь, читайте —

и чужому научайтесь,

и свое познайте,

кто про мать свою забудет,

того Бог карает,

того собственные дети

в хату не пускают,

и чужие прогоняют.

Не найдется злому

на всей земле бесконечной

ни ласки, ни дома.

Тяжело мне, только вспомню

печальные были

дедов наших. Что мне сделать,

чтоб о них забыл я?

Я бы отдал за забвенье

жизни половину.

Такова-то наша слава,

слава Украины.

И вы также прочитайте,

чтоб неспящим снились

все неправды, чтоб могилы —

курганы раскрылись

перед вашими глазами,

чтоб вы расспросили

мучеников: где, какого

и за что убили?

Обнимите ж меньших братьев,

как братья родные, —

мать пусть ваша улыбнется

за века впервые!

Всех детей своих обнимет

твердыми руками

и деточек поцелует

вольными устами,

и забудется позора

давняя година,

оживет иная слава,

слава Украины,

и свет ясный невечерний

тихо засияет...

Обнимитесь, братья мои,

прошу, умоляю!

Холодный Яр

Каждому свои напасти,

да и мне нет счастья,

хоть не свои, а пришлые,

но все же напасти.

К чему, скажем, вспоминать бы,

что давно минуло,

будить старое, былое!

Ладно, что заснуло,

взять хоть этот Яр; ведь ныне

к дикому оврагу

даже тропки не осталось;

кажется, и шагу

там никто вовек не делал,

а вспомнишь — путь старый

от монастыря Матрены

до страшного Яра.

В Яру этом гайдамаки

лагерем стояли,

самопалы проверяли,

копья заостряли.

Шли туда по всем дорогам,

будто с креста сняты,

отец с сыном и брат с братом

для страшной расплаты.

Чтобы сгинул лях жестокий

от того удара.

Где же ты, идущий к Яру

путь широкий, старый?

Сам зарос ты лесом темным

или засадили

палачи другие, чтобы

люди не ходили

за советом, что им делать

с добрыми панами,

людоедами — со злыми

новыми врагами?

Вам не скрыть пути!

Над Яром Зализняк витает

и на Умань взор бросает,

Гонту поджидает.

Вы не прячьте, не топчите

святого закона,

не зовите преподобным

лютого Нерона.

Вы святой войны царевой

не кичитесь славой.

Ведь вы сами не знаете

царских дел кровавых.

А кричите, что кладете

и душу и шкуру

за отечество!.. Ей-Богу,

овечья натура;