Коала - [17]

Шрифт
Интервал

Потому что кругом война.

А все из-за коммунистов.

Это они угоняют самолеты, похищают в багажниках знаменитых промышленников, вешают им таблички на грудь и расстреливают, как собак.

Считалось, что война «холодная», но здесь, у них в городишке, не больно-то она холодная. Очень даже ощутимая, явно и зримо.

Танки нескончаемыми колоннами прут через город. На полигон прут, откуда доносится стрекот пулеметов и уханье гаубиц. А вечерами в кабаках от солдатни не протолкнешься.

Надо быть во всеоружии, так все говорили.

Не то русские нажмут красную кнопку, и тогда всем крышка.

Потому как следующая война будет последней, это любому ясно. И людям вообще верить нельзя, кто уповает на силу добра, просто дурак. Каждый чего-то хочет, и лучше сегодня, чем завтра. Тут его осенило, что в этом, быть может, корень всех бед — в рвении. В школе им внушают, что рвение — главная доблесть, хочешь чего-то в жизни достичь — старайся. Но если другие захотят того же, придется соперничать с ними, вступать в борьбу? Кто не борется, тот не побеждает, но это ведь значит, что без побежденных никак не обойтись. А он по себе знает, что побежденный чувствует, — лютую ненависть, жажду мести. Выходит, каждой победой ты наживаешь себе врага.

Зато вот его зверь существует, ни к чему не стремясь. Даже не двигается почти, целый день полеживает на ветвях, никому не причиняя вреда. И, похоже, горя не знает. И не сказать, что нелюбим. Напротив, всем нравится, врагов у него нет, и трудно найти существо, пользующееся большей симпатией. Вот и он, если будет жить так же, уклоняясь от любого спора, без амбиций, довольствуясь только своим деревом, питаясь только тем, что перед носом висит, беря только то, что само в руки идет, — кому он этим помешает? На такого никто не осерчает, не затаит зла, и завидовать не будут, ведь он ни с кем не соперничал, ни у кого ничего не отнял. Ни для кого не представляя опасности, он будет жить сам по себе, пусть на отшибе, пусть более одиноко, чем другие, довольствуясь малым, меньше других на свете повидав. Но зато в мире и покое. А какой резон требовать от жизни большего? Тотем научит его, как вести такую тихую, мирную жизнь, здесь, в этом городишке, где он останется до конца дней, где и умрет далекой декабрьской ночью, этот мелкий засранец в задристанном захолустье, человек, строивший столь благостные виды на будущее, но не все сумевший предусмотреть, он, мой брат.


Вот имена зверя: каллевин, коолевонг, кобаркола, колах, карбон, коол, буррор, бангару, пукаван, гуридун, бо-ора-бе, сумчатый медведь, коала.


Хотя дольше всего зверь существовал вовсе без имен, двадцать миллионов лет никто его не звал, не кликал, а он уже бродил по первобытным степям, неизвестного вида животное, от которого только и осталась, что челюсть с зубами. Оно уже было на свете, когда континентальные плиты, трясь друг о дружку, пошли трещинами и далеко, на крайнем севере, у великого моря, которое зовется Тетис, от берега поползли в глубь материка глубокие расселины. Древний континент раскололся, от него отделилась материковая глыба, оторвав зверя от сородичей, унося куда-то вдаль, на северо-восток, навстречу теплым ветрам, которые в течение последующих миллионов лет будут овевать новый континент влажным морским дыханием. Под тяжкой благодатью дождей зверь видоизменялся, об эту пору у него мало-помалу укоротилась спина и отпал хвост. Но тут суша раскололась снова, Антарктика поползла на юг и, предоставленная собственной судьбе, там застыла. Вокруг зверя стало прохладнее, суше, дождевые леса сменились акациями и эвкалиптами.

Но зверь, само терпение, приспособился и тут, удовольствовавшись новым кормом, почти вовсе отказавшись от воды, борьбы, суеты и спешки. Улегся в развилке ветвей и покоился в безмятежной дреме сколько-то тысячелетий.

Семь миллиардов раз день сменялся ночью, и все дни были как один день, и все ночи как одна ночь. Никто его не замечал. Ничего от него не хотел. Не жаждал его смерти. Ничего не надо было защищать. Погружаясь в негу тысячелетий, зверь спал и пасся, пасся и спал, приноравливаясь только к росту деревьев, это и была самая подходящая для него скорость, он жил, не ведая забот и помыслов, что и как стоило бы изменить к собственному благу. И не было у него иных желаний, кроме как смотреть со своей ветки в гущу лесов и отдыхать душой. Изредка выпадали ночи, когда он оглашал тьму странным, на два лада, зовом, то ли криком, то ли пением, то ли лаем, который, начинаясь вдохом, переходил в подобие храпа. Его легкие исторгали воздух, и дробный, рассыпчатый звук, перерастая в крещендо, разносился по окружающим просторам, откуда иногда, с какой-нибудь дальней прогалины или с того берега реки, вдруг долетал ответ, и снова наступала тишина, а вместе с ней очередная дрема.


Пока не пришли первые охотники. Далеко-далеко, на другом берегу океана они долго устремляли навстречу прибою свои утлые челны-однодеревки, больше смахивающие на грубо выдолбленные древесные стволы. Из поколения в поколение выходили они в открытое море, гибли в штормах, пропадали на заброшенных островах, умирали от голода и жажды, угодив в стремнину уволакивающего их течения. Однако присущее человеку рвение заставляло пытать счастья снова и снова, пока однажды какой-то смельчак не ощутил под ногами твердь желанной суши.


Еще от автора Лукас Бэрфус
Антология современной швейцарской драматургии

В антологии представлены современные швейцарские авторы, пишущие на немецком, французском, итальянском и ретороманском языках, а также диалектах. Темы пьес, равно актуальные в России и Швейцарии, чрезвычайно разнообразны: от перипетий детско-юношеского футбола («Бей-беги») до всемирного экономического кризиса («Конец денег») и вечных вопросов веры и доверия («Автобус»). Различны и жанры: от документального театра («Неофобия») до пьес, действие которых происходит в виртуальном пространстве («Йоко-ни»).


Безбилетник

Тема этого романа выход за рамки разлинованного мира. Мужчина идёт вслед незнакомой девушке, и с этого момента его поведение становится необъяснимым для трезвого взгляда со стороны. Он идёт по городу за девушкой, понимая, что уже одним этим совершает «преступление против личности». «Даже если женщина не замечала преследования, оно оставалось предосудительным, навязчивым, Филип должен был как можно скорее при первой возможности дать ей знать о себе». В пылу преследования он не забирает своего ребёнка у няни-надомницы, он едет на электричке без билета и попадается контролёру, он готов дать контролёру в морду, но выскакивает на ходу из вагона, теряя при этом ботинок.


Сто дней

Молодой швейцарец Давид Холь приезжает в африканскую страну Руанду, чтобы вместе со своими соотечественниками помочь местным жителям строить школы, больницы, прокладывать дороги, разводить леса, словом, сделать их жизнь более цивилизованной. В скором времени между ним и молодой африканкой Агатой возникает пылкий роман. В апреле 1994 года в Руанде обостряется вражда между жителями страны. Одна народность начинает истреблять другую. Коллеги Холя спешат покинуть страну. В кромешном аду, который длится сто дней, Давид остается один…


Сексуальные неврозы наших родителей

Это история Доры. Доры, у которой немножко «не все дома», которая, может, и не является красавицей, однако способна очаровать каждого, кто имеет с ней дело, которая долгое время была смирным ребенком, но которая в один прекрасный момент со всей своей невинностью бросается в омут «взрослой» жизни. Жестокой проверке подвергаются моральные устои семьи, внутренний закон всех, кто так долго составлял окружение Доры, был единственным ее миром.


Рекомендуем почитать
Вечеринка у Леобиля

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Возвращение Иржи Скалы

Без аннотации.Вашему вниманию предлагается произведение Богумира Полаха "Возвращение Иржи Скалы".


Слушается дело о человеке

Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.


Хрупкие плечи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ты, я и другие

В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..


Мамино дерево

Из сборника Современная норвежская новелла.


Великий страх в горах

Действие романа Шарля Фердинанда Рамю (1878–1947) — крупнейшего писателя франкоязычной Швейцарии XX века — разворачивается на ограниченном пространстве вокруг горной деревни в кантоне Вале в высоких Альпах. Шаг за шагом приближается этот мир к своей гибели. Вина и рок действуют здесь, как в античной трагедии.


Литературная память Швейцарии. Прошлое и настоящее

В книге собраны эссе швейцарского литературоведа Петера фон Матта, представляющие путь, в первую очередь, немецкоязычной литературы альпийской страны в контексте истории. Отдельные статьи посвящены писателям Швейцарии — от Иеремии Готхельфа и Готфрида Келлера, Иоганна Каспара Лафатера и Роберта Вальзера до Фридриха Дюрренматта и Макса Фриша, Адельхайд Дюванель и Отто Ф. Вальтера.


Всяческие истории, или черт знает что

В книге собраны повести и рассказы классика швейцарской литературы Иеремии Готхельфа (1797–1854). В своем творчестве Готхельф касается проблем современной ему Швейцарии и Европы и разоблачает пороки общества. Его произведения пронизаны мифологией, народными преданиями и религиозной мистикой, а зло нередко бывает наказано через божественное вмешательство. Впервые на русском.


Под шляпой моей матери

В каждом из коротких рассказов швейцарской писательницы Адельхайд Дюванель (1936–1996) за уникальностью авторской интонации угадывается целый космос, где живут ее странные персонажи — с их трагическими, комичными, простыми и удивительными историями. Впервые на русском языке.