«Князья, бояре и дети боярские» - [19]
Уже цитировалось сообщение Ю. Траханиота, который рассматривал удельных бояр и детей боярских как часть великокняжеского окружения. Это сообщение иллюстрируется делом о «крамоле» В.Г. Мунта Татищева. В 1488/89 г. этот «слуга» Ивана III «пошутил» перед удельным сыном боярским И.Б. Образцом о намерении великого князя «поимати» Андрея Углицкого. В этом печально закончившемся для Мунта Татищева эпизоде (он был подвергнут торговой казни) примечательны контакты между великокняжеским и удельным детьми боярскими. И И.Б. Образец, и Мунт Татищев находились в это время в Москве[126].
Безболезненная адаптация выходцев из удельных дворов во многом объяснялась их изменившимся положением. Несмотря на позднейшие местнические предубеждения, удельная служба давала возможность некоторым фамилиям московской аристократии «удерживаться на плаву», сохраняя свои «честь» и положение в бурных перипетиях придворной и политической борьбы. Удельные князья конца XV – первой трети XVI в., за редкими исключениями, были родными братьями «государя всея Руси». Переход на удельную службу происходил в границах одной и той же правящей семьи и не мог рассматриваться как измена. Статус же удельного боярина стоял всего на одну ступень ниже, чем звание собственно великокняжеского боярина, что способствовало в дальнейшем обратным переходам. Многие из князей Оболенских служили в конце XV в. в уделах. Андрею Углицкому служил князь В.Н. Оболенский, а Борису Волоцкому – его брат Петр. В.Н. Оболенский стал родоначальником известных впоследствии боярских фамилий Курлятевых и Хромых. Скорее всего, правы были Г. Алеф и А.А. Зимин, считавшие, что причиной подобного перехода братьев была складывающаяся родовая система наследования чинов (квоты). В углицком дворе В.Н. Оболенский стал одним из виднейших бояр, что впоследствии позволило его потомкам добиться высокого положения при Государевом дворе. Удельные дворы, таким образом, выступали в качестве своеобразных «запасных аэродромов» для представителей боярской аристократии и не таили в себе угроз «феодальных мятежей»[127].
При комплектации Государева двора не забывались и интересы боярской знати из земель, находившихся в великокняжеском ведении. На особом положении после присоединения к Москве находились тверские и рязанские бояре. В Тверской и Рязанской землях не проводились крупномасштабные конфискации и почти не практиковались «выводы». Московское правительство предпочитало проводить здесь политику сотрудничества с местной знатью, используя в своих интересах сложившиеся системы старшинства (иерархии). Статус дворовых детей боярских приобрели практически все видные фамилии из этих княжеств.
Тверские бояре начали в массовом порядке переходить на московскую службу задолго до фактической ликвидации Тверского княжества. Уже в 1476 г. двор Михаила Тверского покинула большая группа бояр. Число перебежчиков заметно возросло во время похода Ивана III на Тверь. Лишь часть тверских бояр бежала в Литву вместе со своим господином. Недостаток источников не позволяет оценить масштабы выселений местных бояр. Некоторые из их потомков служили впоследствии по другим уездам, но их появление там могло быть вызвано дополнительными земельными пожалованиями, а не опалами. Такое развитие событий кажется весьма вероятным применительно к Бокеевым. В.С. Бокеев перешел на московскую службу в 1476 г. В 1489 г. он был воеводой в походе на Вятку. Разрядная запись 1495 г. сохранила относящуюся к нему помету «из Мурома». К этому времени он, очевидно, уже обосновался там вместе со своим братом Ильей[128]. Не проявили особой лояльности тверским князьям Собакины, получившие в конце XV в. поместья в Коломенском уезде. По Переславлю позднее служили Нагие и Коробовы, а по Костроме – Карповы. Некоторые из них определенно сохраняли за собой вотчины на территории бывшего Тверского княжества.
Уникальность дальнейшего существования Тверской земли заключалась в династических правах на нее старшего сына великого князя – Ивана Молодого, внука Бориса Тверского. Получив Тверское княжество на правах наследника, он сохранил права местной знати «у себя пожаловал в боярех учинил». Позднее Тверская земля перешла в ведение его младшего брата Василия, будущего Василия III. Особый статус способствовал консервации сложившихся в период независимости отношений. В Твери в конце XV – начале XVI в. продолжала функционировать собственная боярская дума. Кашинским наместником был «боярин» И.Б. Бороздин. В 1495 г. в свите Ивана III во время поездки в Новгород присутствовали «из Тверские земли бояре». Тверские бояре и окольничие упоминались в разрядах также в 1501 и 1509 гг. Жалованные грамоты на кормления в Тверской земле (до 1513 г.) продолжали оформляться в особой тверской канцелярии. В ее ведении находились вопросы местного управления и судопроизводства. Известно несколько грамот, выданных этой канцелярией[129].
Прекращение выдачи тверской канцелярией жалованных грамот уместно связать с роспуском местной боярской думы и включением «двора тверского» в состав Государева двора. По мнению Б.Н. Флори, проведение этих мероприятий растянулось на несколько лет. Трудно сказать, насколько повлияла на них опала князя В.Д. Холмского (1508 г.). С.Н. Попов считал его главой группы тверских князей при московском дворе, хотя он значительно больше был связан с кругами московской аристократии, чем с бывшими «тверичами». Реконструкция структуры дворовой книги 1537 г. показывает, что тверские бояре перестали существовать как отдельная группа между 1513 и 1518 гг.
