«Князья, бояре и дети боярские» - [17]
Расширение функций Государева двора, выполнение его представителями различных административных поручений привело к появлению в нем лиц, связанных прежде с великокняжеским дворцовым хозяйством. В предшествующие десятилетия они котировались не слишком высоко. В административном аппарате использовались непригодные к военной службе лица. Дворецким был Г.В. Криворот Сорокоумов, которого «застрелили в челюсть»[113].
Получая должности наместников, волостелей, а также отдельные пути (ловчий, конюший, сокольничий и т. д.) на правах кормления, периодически выступая в качестве послов и судей, члены княжеских дворов не превращались в профессиональных администраторов-управленцев. Все их успехи и чаяния были связаны с военной службой и придворной деятельностью. Ситуация начала меняться в конце XV в., когда хорошо известные с удельного времени должности приобрели новое значение и статус, что повысило престиж их обладателей.
Среди первых казначеев и печатников не было представителей служилых фамилий. Тексты княжеских завещаний показывают, что казначеями становились несвободные слуги-министериалы. В конце XIV в. печатником Дмитрия Донского был его духовник Митяй, позднее поставленный на митрополичью кафедру. У Михаила Верейского и Юрия Дмитровского функции печатника выполняли попы[114].
В качестве контраста в конце XV в. дворецкие, казначеи и печатники фактически входили в состав Боярской думы. Все они регулярно присутствовали на заседаниях думы и время от времени выполняли типично «боярские» поручения. Казначей Д.В. Ховрин фигурировал в актах конца XV в. как судья великого князя и был «боярином введенным». В 1498 г. он присутствовал среди бояр на докладе у Дмитрия Внука. Дворецкий К.Г. Заболоцкий («боярин наш и дворецкий») в 1503 г. возглавлял «большое» посольство в Великое княжество Литовское. Среди «бояр» был записан в писцовой книге Водской пятины новгородский дворецкий И.М. Волынский. Должности дворецких, казначеев и печатников доставались личным выдвиженцам великого князя, отличавшимся высокой компетентностью в выполнении своих обязанностей[115].
Наиболее значительный характер имело проникновение в состав Государева двора дьяков. Именно они составляли аппарат Боярской думы, дворца и казны, заведовали делопроизводством, участвовали в дипломатической и придворной деятельности. Как и казначеи, дьяки начали свое восхождение по лестнице чинов с позиции несвободных министериалов. Иван Иванович Красный в своем завещании отпускал на свободу дьяков: «Хто будет тых дьяков, что будет от мене ведали прибытки некоторыи… не надобни моим детем ни моеи княгини, дал есмь им волю». Дьяки этого времени известны лишь по личным именам и, очевидно, имели низкий социальный статус. Недостаток источников не позволяет установить социальное происхождение дьяков конца XIV – первой половины XV в. По родословной памяти Стромиловых, их предок – А. Стромилов, дьяк Василия Дмитриевича Московского, был сыном бренбольского дьякона. Перемена в положении дьяков произошла в середине XV в. Из второстепенных лиц княжеского аппарата они превратились в советников великокняжеской власти, «из полусвободного министериала в ближайшего к князю технического помощника»[116].
Ф.В. Курицын, известный политический деятель конца XV в., был назван Иосифом Волоцким «дьяком из двора великого князя». Тот же Иосиф Волоцкий, обличая Федора Волоцкого, утверждал, что «не захотел служити ему ни один боярин, ни дияк», поставив дьяков в один ряд с удельными боярами. К этому времени дьяки оформились как отдельная должностная группа. Еще в 1441/42 г. Василий Темный «дьячество отня» у Кулударя Ирежского, заподозренного в связях с Дмитрием Шемякой. Несколько позднее подьячий В. Беда, доставивший известие о смерти мятежного галицкого князя, был награжден переводом в число дьяков «оттоле бысть дьяк»[117].
Для дьяческой службы требовались компетентность и высокий профессионализм. Опытные дьяки ценились на вес золота. Во второй половине XV в. они часто меняли места своей службы без видимых для себя последствий. Ф. Дубенский в начале 1440-х гг. был дьяком Дмитрия Красного, после смерти которого перешел на службу к его брату Дмитрию Шемяке. В 1445 г. Ф. Дубенский был послан к Улуг-Мухаммеду «со всем лихом на великого князя… чтобы великому князю не выити на великое княжение». Впрочем, на службе у Дмитрия Шемяки он также надолго не задержался. Уже в 1446 г. он подписывал жалованные грамоты Ивана Можайского. Исчезновение Можайского княжества заставило его перейти на службу к самому великому князю. Вплоть до 1470-х гг. он продолжал выполнять обязанности дьяка при великокняжеском дворе. Таким же «переметом» был дьяк И.В. Кулударь Ирежский. Он последовательно служил трем господам – Василию Темному, Ивану Можайскому и Михаилу Верейскому. Позднее дьяк А. Майко отметился на службе у Василия Темного, великой княгини Марии Ярославовны, Андрея Вологодского и самого Ивана III[118].
Близость к великокняжескому окружению, широкие возможности для карьерного роста и личного обогащения привели к тому, что эта социальная ниша начала заполняться выходцами из служилых фамилий. Некоторые из великокняжеских дьяков первой половины XV в. отличались видным происхождением. Уже упомянутый Ф. Дубенский принадлежал к известной фамилии. Крупным землевладельцем был И.В. Кулударь Ирежский. Эта тенденция была продолжена в последующие годы. Среди дьяков Ивана III находились Ф. и И. Волк. Курицыны, А. Безобразов, В. Долматов и его сын Василий Третьяк, И.Ф. Кобяк Наумов, Н. Губа и Т.С. Моклоковы, И.И. Телешов, В.И. Нефимонов, Л.А. Ярославов, которые были связаны с фамилиями, представленными в составе Государева двора. Впечатляющим был и состав дьяков удельных князей, где присутствовали представители боярских (И.Д. Ципля Монастырев, Ф. Мячков) и княжеских (князь В.И. Капля Ухтомский) фамилий
