«Князья, бояре и дети боярские» - [15]

.

Плодотворным является также сопоставление Дворовой тетради с отрывками более ранних списков. Н.П. Лихачев в свое время обратил внимание на упоминание в нескольких дворянских родословных, так называемой «дворовой книги» 1536/37 г. Эта дата встречается также в некоторых списках Дворовой тетради, которая, очевидно, составлялась на его основе. Наиболее ранним отражением этого документа, видимо, был список детей боярских 1542 г., «которые в думе не живут». Сравнение списка 1542 г. с Дворовой тетрадью показывает их сходство. В обоих в одинаковом порядке были перечислены рубрики «Москва», «Переславль», «Юрьев», «Волок Ламский», «Можайск», «Вязьма», «Тверь» («двор тверской»)[99].

Распределение «городов» в них было основано на одних и тех же принципах. Над созданием списка, очевидно, работало несколько отдельных комиссий, отвечавших за свою группу уездов. Каждый «город» описывался в зависимости от места, которое он занимал в общем ряду. Нарушение закономерности было связано с изменениями структуры Государева двора: добавлением или исчезновением некоторых рубрик. В Дворовой тетради, например, расположение в конце текста рубрик «Бежецкий Верх», «Углич», «Медынь» и «Ярославец» было обусловлено событиями, происходившими вокруг удела Юрия Васильевича, брата Ивана IV. Эти уезды были переданы ему в ведение в конце 1540-х гг., а затем вновь перешли под контроль центральной администрации[100]. Расположение в конце списка 1542 г. и, видимо, дворовой книги 1536/37 г. Калуги, Дмитрова и Старицы могло быть вызвано более поздним включением обозначенных корпораций. Все эти города в недалеком прошлом были центрами удельных княжеств. Старицкое княжество было ликвидировано в 1537 г., в 1533 г. был «поиман» Юрий Дмитровский, еще ранее – в 1518 г. умер Семен Калужский. Характерно, что их запись в списке 1542 г. была сделана в нисходящем порядке. «Калуга» была названа перед «Дмитровом», а «Дмитров» перед «Старицей». Дворовые из этих корпораций, следовательно, были приписаны к основной массе детей боярских Государева двора.

Возможно, подобным образом обстояло дело и с тверичами. «Двор тверской» – архаичное определение, был помещен непосредственно перед Калугой. Дворовая книга 1536/37 г. также содержала в себе приписки и, вероятно, сама опиралась на материалы более ранних списков дворовых детей боярских. Можно попытаться определить время создания предшествовавшего ей списка. В верхней части списка 1542 г. упоминался Волок Ламский. Этот город был центром удела Федора Волоцкого, после бездетной смерти которого в 1513 г. достался Василию III. С учетом нахождения «Калуги» в нижней части «дворовой книги» 1536/37 г. стоит предположить, что этот гипотетический источник был создан где-то во втором десятилетии XVI в., между 1513 и 1518 гг. От более раннего времени сохранилось еще две росписи дворовых со следами характерных для Государева двора элементов структуры. Это – росписи князей и детей боярских, составленные в связи с проводами в Литву великой княжны Елены и новгородским походом «миром» самого Ивана III. Обе они датируются 1495 г. и, скорее всего, также были созданы на основе какого-то более общего списка середины 1490-х гг.[101]

Если предложенная цепь умозаключений является верной, то становится понятным, что обновление подобных списков инициировалось правительством с интервалом в 15–20 лет и имело достаточно регулярный характер. Фрагментарный характер этих росписей не дает представления о численности Государева двора, равно как и о представленных в нем лицах и фамилиях.

Вопрос о принадлежности того или иного персонажа, действовавшего в конце XV – начале XVI в., к этой корпорации решается каждым отдельным исследователем исходя из его собственного понимания критериев отбора. Из-за размытости маркерных признаков далеко не всегда предпринимаемые попытки являются удачными. Особенно трудно уловить грань между представителями низших слоев Государева двора и рядовыми детьми боярскими. Выполнение последними обязанностей и служб, типичных для членов двора, могло иметь случайный характер или быть вызвано неординарными событиями.

Далеко не всегда к участию в дипломатических процедурах привлекались исключительно дворовые дети боярские. Часто в качестве гонцов и приставов при послах использовались местные служилые люди, оказавшиеся «под рукой». Нет уверенности, что судьями низшей инстанции также назначались лишь члены Государева двора. Спорным, наконец, является вопрос о кормлениях. Есть основания говорить о широком бытовании в рассматриваемый период кормленной системы, которая охватывала в некоторых случаях и рядовых детей боярских[102]. При определении статуса приходится опираться на совокупность сведений о службе самого интересующего лица, службе его ближайших родственников и потомков (учитывая преобладание наследственности статуса), наличии и размерах сделанных ему пожалований.

При отборе новых лиц в состав двора имели значение как субъективные, так и объективные факторы. Для провинциальных детей боярских эта процедура могла проходить на индивидуальном уровне, так что привилегированный статус становился достоянием лишь некоторых семей и фамилий. Часть захудалых членов старомосковских боярских родов не попала в состав Государева двора. В актах Юрьевского уезда первой половины XVI в. неоднократно упоминаются Ананьины. Все они были потомками Анании Петровича, конюшего великой княгини Марии Ярославовны, из боярского рода Федора Бяконта. Юрьевские Ананьины отсутствовали в родословной росписи и не были позднее представлены в Дворовой тетради