«Князья, бояре и дети боярские» - [20]
В походах тверские полки часто возглавлялись представителями местного боярства. В походе 1493 г. среди воевод «изо Твери» были князья О.А. Дорогобужский, В.А. Микулинский (служилые князья Тверского княжества), И. и П.Б. Бороздины. В том же году из Твери была отправлена новая рать, где среди воевод фигурировали Д.И. Киндырев и В.Б. Бороздин. В походе 1496 г. на шведов воеводами левой руки также были С.К. Бокеев и А.И. Коробов. В этом походе полк левой руки, видимо, был полностью укомплектован тверичами. Тверичи участвовали также во взятии Казани. Среди воевод этого похода находились А.И. Коробов, П. и В.Б. Бороздины, а также С.К. Бокеев. В 1500 г. в походе на ливонских немцев участвовали «Иван да Петр оба Борисовича и с тверици»[131]. Тверские воеводы сыграли свою роль также в победе на Ведроши.
Разделение территории Тверского княжества между сыновьями Ивана III ослабило позиции местной знати, но принципиально не изменило ее положение. Б.Н. Флоря и В.Б. Кобрин отмечали разбивку тверской рубрики Дворовой тетради на две части: «Тверь» и «помещики тверские». В первой были представлены потомки старинных тверских землевладельцев. «Помещики тверские» объединяли выходцев из других уездов[132].
Рязанское боярство также отстояло свою замкнутость и обособленность, что подчас вызывало серьезные опасения. Примером может служить дело о побеге последнего рязанского великого князя Ивана Ивановича, поддержанного некоторыми местными детьми боярскими. Допросам были подвергнуты многие представители рязанской знати, которые, однако, отделались легким испугом. Практически все они в дальнейшем продолжали службу. После завершения следственного дела жалованные грамоты были выданы С. и В.Ф. Вердеревским, родственникам прежней правящей династии[133].
В 1521 г. в Рязани вместе с московским наместником И.В. Хабаром Симским находились М. Булгак и Ф. Денисьевы, И. и С.И. Коробьины, Стрекало (Иван) В. Измайлов и «княж Ивановы» (служившие Ивану Рязанскому), К., М. и В.Д. Кобяковы, Ф.И. Сунбулов. В дальнейшем выходцы из рязанского боярства продолжали нести службу на южных рубежах, неподалеку от своих вотчин. Реже рязанцы встречались на службе в других частях страны. В официальном синодике московского Успенского собора имена погибших рязанских детей боярских сопровождались характерными пометами, указывающими на их территориальную принадлежность. Группа «рязанцев» погибла в сражении на Свияге. «Рязанцами» были поминаемые Г.И. Коробьин и Ф. Денисьев[134].
В рязанской рубрике Дворовой тетради, по аналогии с тверским боярством, присутствовали потомки служилых людей Рязанского княжества, которые занимали здесь явно доминирующие позиции. При невозможности точно установить происхождение всех зафиксированных здесь лиц можно отметить только О. Лашенского, «литвина», который был вписан сюда, не имея рязанских корней. По наблюдениям С.И. Сметаниной, имена рязанцев в Дворовой тетради были записаны по фамильному принципу, в иерархическом порядке, сложившемся еще во время независимости Рязанского княжества[135].
Принципы сотрудничества преобладали и в отношениях с другими территориальными группами. Наиболее отчетливо эта политика проявлялась на окраинах страны. В Муромском уезде, присоединенном еще в конце XIV в., выделилось несколько фамилий, претендующих на роль региональных лидеров. Среди них были Киселевы. В середине XV в. И. Киселев служил Дмитрию Шемяке и был у него наместником в Устюге, что, впрочем, не отразилось на дальнейших его родственниках. М. Киселев упоминался в «Хожении за три моря» Афанасия Никитина как нижегородский наместник. С Нижним Новгородом была связана и служба его сына, Федора, пожалуй, самого значительного представителя этой фамилии. В 1481/82 г. он описывал нижегородский ключ, а в 1503/04 г. весь Нижегородский уезд. В промежуточном 1491 г. Ф.М. Киселев выполнял обязанности пошлинника в том же Нижнем Новгороде. В 1502 г. он ездил с посольством в Крым. Затем, в 1506 г., был одним из воевод в казанском походе «с боярскими людьми», где отличился в сражении с татарами. В качестве награды за долгую службу он держал в кормлении приволжский Плес, а где-то в 1470–1480-х гг. получил жалованную грамоту на свои муромские села, позднее подтвержденную Василием III. Служба его сына Семена также проходила поблизости от его владений. В 1546 г. он был воеводой в Васильсурске, затем с 1547 по 1549 г. «стоял» в полку левой руки под Муромом, откуда и был послан в поход на казанские места. В Дворовой тетради С.Ф. Киселев был записан по Мурому[136].
В конце XV в. муромским наместником был В. Елизаров. Его родственник Б.И. Елизаров примерно в это же время держал в кормлении город Гороховец. В составе двора служили также Борисовы-Матвеевы и Осорьины. С. Осорьин ездил с грамотами к казанскому хану Магмет-Аминю, а в 1500 г. вместе с братом Терентием был гороховецким кормленщиком. В. и И.С. Осорьины служили ключниками в Нижнем Новгороде[137]. В Галицком уезде местные вотчинники Котенины, служившие прежде Дмитрию Шемяке, не только регулярно получали жалованные грамоты на свои владения, но и отметились среди кормленщиков. В 1530 г. Третьяк Котенин «держал» Чухлому, а в конце 1530-х – половину Галича
Формирование Московского государства в XIV—XV вв. означало не только объединение земель Северо-Восточной, а затем и Северо-Западной Руси в рамках одного государственного образования, но и консолидацию местных элит под властью «государей всея Руси». Этот процесс был значительно растянут во времени, а его интенсивность определялась актуальными задачами внешней и внутренней политики. Процесс адаптации «чужеродных элементов» в служебную систему имел две важные составляющие: способность и целесообразность с точки зрения центральной власти вписать их в сложившуюся иерархию и, с другой стороны, желание самих подобных «элементов» приспосабливаться к действующим правилам игры. В фокусе исследования находится несколько значимых групп: «князья» (потомки местных и выезжих правящих династий), бывшие удельные «вассалы», а также прибывавшие в Москву иностранцы (в первую очередь выходцы из соседнего Великого княжества Литовского)
Наполеон притягивает и отталкивает, завораживает и вызывает неприятие, но никого не оставляет равнодушным. В 2019 году исполнилось 250 лет со дня рождения Наполеона Бонапарта, и его имя, уже при жизни превратившееся в легенду, стало не просто мифом, но национальным, точнее, интернациональным брендом, фирменным знаком. В свое время знаменитый писатель и поэт Виктор Гюго, отец которого был наполеоновским генералом, писал, что французы продолжают то показывать, то прятать Наполеона, не в силах прийти к окончательному мнению, и эти слова не потеряли своей актуальности и сегодня.
Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Книга доктора исторических наук, специалиста по истории Гражданской войны в России А.В. Посадского посвящена массовому крестьянскому вооруженному движению в 1918 – 1922 гг. Оно получило название «зеленого» и представляло собой самооборону крестьян против вторжений в их жизнь и быт различных участников Гражданской войны, форму вооруженной борьбы деревни за свои интересы. В изменчивых обстоятельствах Гражданской войны зеленое движение могло превращаться в красно-зеленое и бело-зеленое. Однако главная его сила заключалась в массовости.
Москва была великим городом и столицей великой державы в XVI–XVII веках. Россия того времени выигрывала большие войны, широкими шагами шла к берегам Тихого океана, мыслила себя как главный оплот истинного христианства. А Москва видела в себе Третий Рим, Второй Иерусалим, но больше всего — особый удел Пречистой Богородицы на земле. Столица православного царства прославлена была не только победами на поле брани и установлением власти на бескрайних просторах Евразии, она и в сфере культуры стремительно развивалась.
В книге рассказывается о жизненном пути одного из наиболее известных князей Древней Руси – Владимира Всеволодовича Мономаха (1053–1125). Мономах является единственным древнерусским правителем, оставившим свою автобиографию, входящую в состав знаменитого «Поучения», созданного князем для своих детей, которое сохранилось в Лаврентьевской летописи. Тем не менее личность Мономаха по сей день окутана завесой легенд, самой известной из которых является легенда о «шапке Мономаха» и других «Мономаховых дарах», якобы полученных им от византийского императора.
В судьбе России второй половины XV—XVII столетий смешаны в равных пропорциях земля и небо, высокое и низкое, чертеж ученого дьяка, точно передающий линии рек, озер, лесов в недавно разведанных землях и житие святого инока, первым поселившегося там. Глядя на карту, нетрудно убедиться, что еще в середине XV века Московская Русь была небольшой, бедной, редко заселенной страной. Но к началу XVI века из нее выросла великая держава, а на рубеже XVI и XVII столетий она превратилась в государство-гигант. Именно географическая среда коренной «европейской» Руси способствовала тому, что в XVI—XVII веках чрезвычайно быстро были колонизированы Русский Север, Урал и Сибирь.