«Князья, бояре и дети боярские» - [21]
Широкое представительство местной знати в составе Государева двора конца XV в. было метко отмечено псковским летописцем, описывавшим поход 1473 г. на ливонских немцев. В помощь псковичам были посланы «воеводы и князи, дети боярские великого князя двора или из городов бояре. Бе бо множество их видети… из городов: из Ростова, из Дмитрова, из Юрьева, из Мурома, из Костромы, с Коломны, ис Переяслава и из иных городов»[139]. Привлечение представителей местной знати в Государев двор способствовало преодолению обособленности каждой из земель, оказавшихся в едином государстве. Пожалуй, даже большее значение имело выполнение ими службы на окраинах, где до широкого распространения поместной системы существовал ощутимый дефицит исполнителей различного уровня. В определенном смысле центральное правительство в этом случае оказывалось заложником ситуации: самостоятельность его действий в выборе кадров имела весьма ограниченный характер.
Не стоит забывать и об особых условиях, сопровождавших переход той или иной территории под власть московских князей. В.Б. Кобрин, анализируя запреты продаж вотчин иногородцам в Твери, Микулине, Торжке, Оболенске, Белоозере и Рязани, фигурирующие в Судебнике 1550 г., пришел к выводу, что здесь шла отсылка к жалованным грамотам[140]. Жалованные грамоты выдавались также Великому Новгороду, Смоленску, вяземским «князьям и панам», вероятно, также ярославцам и представителям других земель. В них затрагивались в том числе вопросы службы. Новгородские бояре во время переговоров настаивали на требовании, чтобы «князь великий позвы Московскые отложили в Новгород, да службы бы, пожаловал, в Низовскую землю не наряжал». Это требование получило подтверждение со стороны Ивана III[141].
Служба в составе Государева двора была завязана на присутствии детей боярских, наследников местных бояр, в Москве, под рукой у великих князей, что вступало в противоречие с цитируемыми пожеланиями новгородцев. В ряде случаев для выполнения военных и управленческих обязанностей приходилось использовать имеющихся лиц из числа местных землевладельцев, предоставляя лучшим из них статус дворовых детей боярских, хотя их основная служба и проходила вдали от столицы.
Этот процесс не стоит абсолютизировать. Политика компромисса срабатывала далеко не во всех случаях. Достаточно быстро были найдены механизмы, усиливавшие контроль над ситуацией «на местах». Действенными инструментами оказались конфискации вотчин и принудительные переселения. В первую очередь они затронули новгородцев. В официальных летописях они неоднократно обвинялись во «многих изменах». По словам автора тенденциозных «Словес избранных от святых писаний… о гордости величавых мужей новгородских», «сии людие новгородстии не первую измену показуют». Нелицеприятный взгляд на характер новгородцев был озвучен в летописном своде 1479 г.: «Таков бо бе обычай окаянных смердов изменников»[142]. «Изменные» склонности служили оправданием для проведения «выводов», которые были произведены Иваном III уже в 1476 г., затронув представителей первостатейного боярства. С большим размахом выселения продолжились после присоединения Новгорода. В конце 1480-х гг., по летописным данным, было переведено «боле седми тысящ житих людей на Москву». Реальные цифры были в несколько раз меньше. В других летописях численность новгородцев оценивалась скромнее – «голов болши тысчи» и, даже в этом случае, скорее всего, включала в себя не только землевладельцев, но и городских жителей – «житьих»[143].
Упоминание в писцовых книгах «бояр новосведеных» и «сведеных своеземцев» свидетельствует о продолжении переселений в 90-х гг. XV в. Г.М. Тучин, один из выселенных бояр (бывший посадник), подписывал договор с Ливонским орденом еще в 1493 г. Стоит подчеркнуть, что «выводы» местных землевладельцев в Новгородской земле производились без какого-либо плана. Изначально не ставилась задача полной ликвидации здесь боярского землевладения. Еще до похода 1477 г. некоторые бояре служили Ивану III. Их число увеличилось при подходе московских войск к Новгороду. Затем, когда окончательный исход противостояния не вызывал вопросов, «били челом великому князю в службу бояря Новгородстии все и дети борьскые и житии». Отдельно упоминалась грамота, которую обязались блюсти некоторые виднейшие бояре[144].
«Новгородская сила» участвовала в 1481 г. в походе «на немцы», а в 1485 г. в завоевании Тверского княжества. Среди новгородцев присутствовал круг лиц, которые могли беспрепятственно влиться в состав Государева двора. Новоторжцы Глуховы и Берновы, новгородские бояре из Новоторжского уезда, отметились в новгородском взятии 1477 г. как союзники Ивана III. Обе фамилии были позднее представлены в рубрике «Торжок» Дворовой тетради, унаследовав свой статус с 70-х гг. XV в.[145]
Несмотря на репутацию «прирожденных изменников», некоторые новгородские бояре, будучи переселенными в «города Московской земли», смогли занять здесь видное положение. Уже во второй половине 1480-х гг. жалованные грамоты на владения в Ярославском и Костромском уездах получил П.В. Люткин. Позднее он был кормленщиком в Устюженском уезде. Среди погибших в битве на Ведроши (1500 г.) был отмечен Иван
