Княжеские трапезы - [59]

На сей раз Гролоффа не пригласили последовать за княгиней, и тот огорчился. Гертруда и Эдуар сидели на широком кожаном сиденье. Старуха продела свое узкое запястье в бархатную петлю подлокотника, а другой рукой гладила трещины и шрамы, украсившие ладонь ее внука в результате тяжелой работы.

— Забавно, как всех Скобосов влечет к технике, — сказала Гертруда. — У них были редчайшие драгоценности, но они обменяли бы их на какой-нибудь мотор.

— Техника волнует не только князей, — отозвался Эдуар. — Представьте себе, что мотор похож на жизнь, от этой жизни можно добиться максимальной отдачи, но ни один врач не в состоянии проделать ничего подобного с человеческим телом!

— Твой дед говорил мне почти те же слова, — сказала княгиня.

Эдуар рискнул задать вопрос, мучивший его с самого приезда в замок.

— Мой отец был влюблен в мотоциклы?

— Увы! — вздохнула Гертруда.

— Кажется, у него были мотоциклы фирмы «харлей-дэвидсон». Но я не видел их в пристройках замка.

— Потому что я приказала похоронить их, — спокойно ответила бабка. — Они убили его, и я не хотела, чтобы они стали причиной смерти других людей.

— Какая жалость!

— Еще жальче было, когда погиб Сигизмонд, мальчик мой.

Эдуар подумал, что, видимо, Гертруда должна ненавидеть эти железные чудовища, отнявшие у нее сына.

— Мне говорили, у него было четыре мотоцикла?

— Минус тот, который умер вместе с ним.

— Три «харлей-дэвидсона» зарыты в землю! — произнес вслух Эдуар, будто хотел яснее представить себе размер ущерба. — Их похоронил Вальтер?

— Нет, я хотела, чтобы их закопали поглубже, и вызвала экскаватор.

Бланвен не решился даже подумать, во что превратилось это чудо техники после двадцати лет пребывания под землей. При слове «экскаватор» он вспомнил о стройке. Там Мари-Шарлотт похоронила не мотоциклы, а человека! Что будет с Розиной, если труп таксиста обнаружат? А его обязательно найдут, потому что юная негодяйка не удержится, чтобы не похвастаться своим подвигом перед дружками.

Девчонка внушала Эдуару ужас, но он не сердился на нее. Ее преступления перешли любую меру, любую логику. Бланвен представил себе маленькую фурию, до смерти забившую ба ее же собственной собачонкой: в тот момент ее захлестнула жажда убийства. Эдуар думал, что человека в подобном состоянии нужно навечно изолировать от общества, — а может быть, усыпить?

Разрешается ли это в таких случаях? Мари-Шарлотт, подталкиваемая черными силами зла, и дальше будет пытаться утолить свой инстинкт убийства, тем более сейчас, когда она уже переступила черту. И то, как она спихнула с моста Банана, доказывало это.

— О чем ты думаешь, дитя мое? — в тревоге спросила Гертруда.

— Наши мысли слишком быстро несутся — слова не успевают за ними, — заявил Эдуар.

И он поднес руку княгини к своим губам. Эдуар обожал целовать кончики ее холодных пальцев: неосознанный порыв заставлял его согревать старую женщину. Бланвен понимал, чем стал для Гертруды — оправданием ее старости.

На кладбище чирикали птицы. Над неподвижным озером плавало солнце, берег растворялся в легкой дымке.

Крохотная и отважная, неукротимая княгиня в черных одеждах решительным шагом шла к «своей» могиле. Седые волосы выбивались из-под вуали, покрывавшей голову. Туфли без каблуков стучали по земле. Запах увядших цветов и меда смешивался с духами Гертруды. Разочарование — вот как можно было назвать этот запах.

Она остановилась перед могилой из черного мрамора, без украшений и скульптур, на которой большими позолоченными буквами было выведено:

СИГИЗМОНД II

Князь Черногории

1937–1972

Под надписью в мрамор была вделана фотография князя в светлой форме с эполетами. Эдуар был поражен своим сходством с князем, особенно заметным на этом портрете.

У прямо смотревшего в объектив Сигизмонда был недоверчивый вид и, в то же время он будто бросал вызов. В его глазах читались скука и поддразнивание, и, может быть, — но для этого надо было тщательнее всмотреться в его взгляд — неосознанный, непреодолимый страх.

— Он был красив, не правда ли? — спросила Гертруда.

— Очень красив.

— Немного похож на Вертера, немного на Орленка,[13] — добавила Гертруда.

Внезапно она повернулась спиной к могиле, закрыв ее от Эдуара.

— Я привела тебя сюда, чтобы задать один вопрос, мой мальчик. Будет ли тот, чьи останки покоятся в этой могиле, последним из рода Скобосов?

От этого неожиданного вопроса Эдуар инстинктивно согнулся. Закрыв глаза, он увидел в темноте картину: раздвинув ноги на неудобной кровати, Розина принимает в свое лоно молодого мужчину, на чьем лице еще чувствуется ледяное — от скорости — дыхание ветра.

— Нет, — решительно ответил Эдуар.

— Спасибо! — сказала Гертруда. — Сегодня третий по значимости день в моей жизни. Помолимся же, Эдуар, помолимся и попросим Господа Бога, чтобы Он уготовил тебе достойную участь.

И она принялась читать «Патер Ностер». Поскольку Эдуар хранил молчание, княгиня прервала молитву.

— Ты отказываешься молиться, мой мальчик?

— Я никогда не учил молитв, — ответил Бланвен.

— Тебя не крестили?

— Нет.

— Боже мой! Скобос, не принадлежащий к Святой Католической Церкви! Нужно исправить это!

Гертруда разволновалась от одной мысли, что ей надо будет учить внука катехизису.