Княжеские трапезы - [57]

— Благодарю вас за приятную неожиданность, — ответил Эдуар.

И он крепко поцеловал старухину руку восковой желтизны.

— Механик с княжескими манерами, — сказала Гертруда, входя в комнату.

Старухе было тяжело идти, поэтому она села в первое попавшееся кресло. Во взгляде, которым она обволакивала внука, было нечто ненасытное. Ненасытность материнской нежности.

— Вы очень красивы, — прошептала Гертруда.

Эдуар порывисто поцеловал бабку в волосы.

— Случается ли у князей, чтобы бабушка обращалась к внуку на «ты»? — спросил Эдуар.

— Иногда, когда они вдвоем.

— Разве сейчас мы не вдвоем?

Княгиня засмеялась почти что радостно.

— Ты прав, мой мальчик. Я пришла задать тебе один вопрос, который не давал мне уснуть всю ночь: тебе хорошо рядом со мной?

— Чудо как хорошо, впервые в жизни мне кажется, что я нахожусь на каникулах.

Лицо старой женщины нахмурилось.

— Самое грустное в каникулах это то, что они когда-нибудь заканчиваются, Эдуар. Готов ли ты изменить свою жизнь, покинуть Францию и обосноваться здесь в ожидании того дня, когда мы сможем вернуться к себе на родину?

Вопрос захватил Эдуара врасплох, его захлестнула волна возражений.

Гертруда терпеливо ждала ответа, зная, что его трудно сформулировать.

— Там, — сказал Бланвен, — у меня мать, маленькое дело, которое не так уж плохо движется, к тому же два или три человека, к которым я привязан. И потом, нужно быть честным до конца: я всегда считал Францию своей родиной; привычки, отношения…

При каждом его слове старуха качала головой.

Когда Эдуар замолчал, она взяла его за руку и прижала ее к своей щеке с остро выдающейся скулой.

— Твою настоящую родину я покажу тебе, Эдуар, на карте Европы, ее очертания ты носишь на своей спине. Что касается твоей матери и дорогих тебе людей, они могут переехать сюда, если только пожелают этого. Ты находишься у себя, уже около века этот замок принадлежит Скобосам.

— Но моя фамилия Бланвен, — возразил Эдуар.

— Это — фамилия твоей матери, а не твоя. Останься здесь и ты будешь называться Скобосом, мы сделаем для этого все, что нужно. Что касается твоей торговли автомобилями, ты можешь заниматься ею и здесь: места вполне хватит!

— Мне кажется, что для проживания в Швейцарии нужно разрешение? — рискнул спросить Эдуар.

— Мы получим его без проблем. Послушай-ка, мальчик мой, за одно мгновение судьбу не решишь. У тебя достаточно времени для размышлений.

Гертруда с трудом поднялась с кресла.

— Я бы хотела, чтобы ты отправился со мной на могилу твоего отца. Я хожу туда каждый день, и нужно, чтобы ты увидел ее хотя бы один раз.

— Хорошо, — ответил Эдуар.

И, проводив старую женщину до коридора, он начал рассеянно одеваться.

* * *

Они обедали в маленькой застекленной столовой, заставленной цветами в горшках. За растениями плохо ухаживали, они увядали, листья обретали цвет жженой бумаги. В помещении распространялся запах гниения, когда непогода не позволяла открыть раздвижные окна. По решению княгини-матери мисс Маргарет принимала участие в обедах, но не в ужинах: возможно, ее положение в доме считалось слишком скромным, и она была сочтена недостойной участвовать в вечерней трапезе. Ела она все же не на кухне вместе со слугами, а в своей комнате, куда сама относила поднос с едой. Эта ненормальная ситуация, казалось, нисколько не смущала мисс Маргарет, во всяком случае, она никак не выражала своего неудовольствия.

С самого первого дня Эдуар занял место во главе стола, где раньше сидела его бабка. Гертруда садилась справа от внука, герцог — слева, герцогиня — подле своего мужа, Маргарет — рядом с княгиней. Вечером расклад менялся: Бланвен садился напротив Гертруды, герцогиня Хейди удостаивалась чести сидеть рядом с Эдуаром, а ее супруг — возле княгини. Из-за этой парочки за ужином не хватало дружеской теплоты.

Гролофф молол всяческую чушь, вспоминая счастливые деньки, проведенные при дворе Скобосов. Через какое-то время его россказни надоедали княгине, и она прерывала старика, впрочем, весьма любезно: «Не навевайте на нас грусть, герцог; воспоминания, которые мы считали прекрасными, становятся горькими, когда мы возвращаемся к ним». Старый герцог замолкал, но мысленно продолжал вспоминать прекрасное времечко. Чтобы сгладить внезапное молчание супруга, герцогиня считала своим долгом прийти ему на смену, причем тему для разговора выбирала из сегодняшней жизни, в которой ровным счетом ничего не смыслила.

Хейди была родом из немецкоговорящей части Швейцарии; прежде чем стать герцогиней, она работала массажисткой. Около пятнадцати лет тому назад герцог Гролофф страдал от артроза межпозвонковых дисков, для лечения этого заболевания ему требовался умелый массаж, чем и занялась, со знанием дела, мадам Швайцелер. Она массировала своего пациента несколько месяцев подряд, да так умело растирала его, что старый вдовец в знак благодарности сделал из массажистки герцогиню. Милая дама плохо говорила по-французски, да и ее немецкий оставлял желать лучшего. Она походила на портрет работы Ботеро, которому так удаются здоровые краснолицые женщины с рыбьим взглядом и блаженной улыбкой на устах. От нее пахло копченой колбасой и еще, пожалуй, маслом для массажа. Эта мускулистая и глуповатая особа впечатляла. Герцогиня питала слабость к особям противоположного пола, но в доме, полном стариков, она была лишена этого развлечения, поэтому появление Эдуара так взволновало ее душу. Каждое слово Бланвена заставляло бывшую массажистку хихикать от удовольствия — даже если она ничего и не понимала, Хейди все равно любовалась князем, будто сошедшим с небес. Ее почти неприкрытое волнение раздражало княгиню Гертруду, и старуха следила за герцогиней с враждебным видом.