Князь Воротынский - [8]

– Послать гонца, не уведомив посла царя Василия Ивановича и его воеводу?! Разумно ли такое?

– Их тоже следует предупредить. Не мне, служителю Аллаха, а вам, великий хан, надлежит это сделать, да продлит вам Аллах годы жизни и царствования. Тайно сделать. Посоветуйте им отправить домой всех русских купцов, а из Заволжья прислать рать конную и пешую. Продержится она, пока не подойдут полки русские на подмогу. Только, повторяю, тайно все нужно делать. Лишь верным слугам можно довериться.

Но где они – верные слуги? Ципцан умело оттеснил одних, посулами переманил на свою сторону других, теперь видел каждый шаг Шаха-Али, слышал каждое его слово. Нет, ципцан не мог проведать, о чем беседовали хан и сеид, но как только Шах-Али повелел готовить в путь гонца, ему тут же донесли об этом. И как отправил Шах-Али своего первого советника за воеводой и послом царевым, советник тот вначале завернул к ципцану.

– Как повелишь поступить, уважаемый?

– Выполнять, уважаемый ширни, волю своего хана, – ответил ципцан. – Зарони только такую мысль и воеводе и послу: подозрительным, де, стал Шах-Али. Беспочвенно подозрительным. Боится чего-то, а чего, сам не знает. Внуши им, что любим хан всеми вельможами и всем народом, ему подвластным, и никто против него ничего не замышляет. Даже черемисы и чуваши готовы жить под его рукой.

– Но хан узнал, видимо, от сеида что-то важное. Царевы слуги могут ему поверить. Но если и не поверят полностью, то насторожатся. А это разве хорошо? Предлагаю убедить посла, что все слухи, которым верит Шах-Али, – коварство Литвы. Их, мол, лазутчики сбивают с толку хана. Что-то замышляют. Пока еще неизвестное, но что недоброе, это бесспорно.

– Твои слова достойны уважения. Сагиб-Гирей по достоинству оценит твою верность ему. Но с Литвой не спеши. Нужно подслушать разговор Шаха-Али со слугами русского царя. Если действительно отступник сеид узнал о намерениях Мухаммед-Гирея и рассказал о них Шаху-Али, тогда – обвиняй во всем Литву. Усыпить слуг царевых нужно во что бы то ни стало. Но если и они пошлют за Волгу своих людей с грамотами, перехватим и их. Я сам займусь этим.

– Русский гонец – не наш гонец. Подобное – опасно.

– Опасно станет тогда, когда русский царь узнает, что Мухаммед-Гирей уже собрал свои войска для похода на Казань и скоро раскинет свои шатры у стен города. Опасно, если раньше его в Казань войдут стрельцы, казаки и дети боярские!

– Будет все исполнено, – приложив руку к сердцу и склонив голову, пообещал ширни. – Позволь продолжить путь свой к послу и воеводе?

– Конечно, почтенный. Поразмысли в пути, как передать Шаху-Али, что сеид писал письмо рабу Мухаммед-Гирея Василию, чтобы тот срочно прислал бы в Казань нового хана, более достойного. Козни, дескать, строит сеид. Цель какую-то свою имеет. Пусть Шах-Али подумает своими куриными мозгами, что к чему.

– Будет исполнено.

– Еще одно мое пожелание: пришли ко мне верного тебе муллу. Лучше двоих или даже троих. Сейчас же. Чтобы я успел переговорить с ними до того, как наступит время беседы с ними отступника сеида.

– Будет исполнено.

И в самом деле, еще задолго до салят аль-магриба, после которого сеид назначил встречу со священнослужителями города, в доме ципцана возлежали на подушках муллы трех мечетей. Вознеся хвалу Милостивому и Милосердному, ципцан заговорил вкрадчиво:

– Мне известно, что сегодня после вечернего намаза на богоугодную, как вам сказано, беседу зовет вас к себе сеид. Но может ли отступник, лизоблюд царя неверных вести богоугодную беседу? Он обязательно поведет не угодные Аллаху речи, что должно возмутить правоверных прихожан ваших мечетей…

– Сеид хитрее лисы, – перебил ципцана мулла, старший по возрасту среди приглашенных. – Он вряд ли скажет то, чего нет в Коране.

– Неисповедимы пути Аллаха. Что вложит в уста сеида Единственный, знает только он сам, ибо он творит то, что пожелает. Я не так хорошо, как вы, знаю Коран, шариат и сунны, вам самим оценивать деяния сеида, но если он так хитер, найдите иной путь: соберите факифов и пусть они вынесут иджму. Угодную Аллаху. А разве вы забыли о собственной совести? Или намерения ваши не самые благородные? Не согрешите вы перед Аллахом, карая отступника, а совесть ваша перед ним останется чистой, – ципцан помолчал немного, затем продолжил, уже гневно: – Может ли мусульманин быть подданным неверных, их рабом?! Нет! И еще раз – нет! Волей Аллаха польется кровь неверных реками, а истоком той крови должна стать черная кровь отступника. Он должен быть зарезан, как баран.

– Да благослови нас Всевышний, – молитвенно провели муллы ладонями по щекам и поспешили на выход.

Чинно шествуя по улицам, принимая с достоинством поклоны правоверных, они прикидывали, кого из богословов-юристов пригласить для вынесения приговора по отступничеству сеида, чтобы было единое мнение по самой пустяшной придирке, кого привлечь к исполнению приговора. Фанатиков много, но нужны инициаторы, кто бы не побоялся первым крикнуть роковое слово, кто бы не побоялся поднять руку на первосвященника, главного доверенного лица Аллаха во всем ханстве. Это представлялось муллам сложным, однако они не отчаивались: не сработает вера, сработают деньги. А лучше, и то и другое вместе. Главным они все же считали, как умно поймать сеида на его оплошности, подать это как отступление, вступив с ним в полемику, и завершить ее достойной фразой: «Пусть примут иджму богословы-юристы. За ними, факифами, последнее слово!»