Князь Василий Долгоруков (Крымский) - [90]

Двадцать первого августа в Кафу пришел долгожданный рескрипт о выводе армии из Крыма.

Долгоруков собрал генералов, объявил расписание: генерал-поручик Авраам Романиус отправлялся с корпусом в Польшу, генерал-поручик Берг — к Украинской линии, генерал-майор Прозоровский — на Днепровскую линию.

В Крыму оставался князь Федор Фёдорович Щербатов, произведенный за недавние подвиги в генерал-поручики. Согласно рескрипта, в его команду Долгоруков определил 6 пехотных и 3 кавалерийских полка, батальон егерей и артиллерию генерал-майора Тургенева.

— Все, господа, — глухо произнес Долгоруков, оглядывая загорелые лица генералов. — Волю государыни и наш долг мы исполнили — Крым покорили и от Порты отторгли!.. Пусть земля будет пухом тому, кто в ней остался. А остальным — честь и слава!.. Готовьте, господа, полки к маршу…

Третьего сентября первые батальоны покинули пределы Крыма.

Долгоруков со своим штабом задержался на три дня: подождал татарских депутатов во главе с Шагин-Гиреем, лично проследил за их отправкой в Харьков, а затем — под охраной пикинерного полка, в сопровождении почетного эскорта, выделенного ханом Сагиб-Гиреем, — проследовал к Перекопу…

Глава шестая Договор о дружбе

1

Назначенный поверенным в делах России при крымском хане канцелярии советник Веселицкий третью неделю сидел в Перекопской крепости, ожидая, когда подъедут нужные ему люди. Он не хотел начинать переговоры с Сагиб-Гиреем без хороших помощников и уже дважды обращался в Полтаву к Долгорукову с просьбой прислать для ведения переписки канцеляриста Анисимова, служившего ранее под его началом в «Тайной экспедиции», несколько рейтар и офицеров (для охраны и курьерской службы) и обязательно переводчика Семена Дементьева, находившегося ныне в Харькове в ведении Щербинина. Переговоры предстояли сложные, требующие точных переводов, многократной проверки текстов документов. И хотя Петр Петрович понимал по-турецки, но, как сам указывал в рапорте, «в письменные дела вступить с таким народом, каков татарский», без отменного переводчика побаивался. А бывший при нем толмач Степан Донцов турецкой грамоты не знал.

Долгоруков счел просьбу Веселицкого заслуживающей внимания, написал Щербинину, но Евдоким Алексеевич отказал, ссылаясь на то, что Дементьев нужен ему самому для переписки с татарами, поскольку второго своего переводчика Андрея Константинова он посылает в ногайские орды к подполковнику Стремоухову.

Долгоруков, обозлившись, прислал ордер с приказом немедленно отпустить Дементьева в Крым, а письма, что будут приходить от татар, велел пересылать для переводов к Якуб-аге в Полтаву.

Ослушаться приказа Щербинин не посмел — скрепя сердце велел Дементьеву собираться в дорогу.

Веселицкий знал об обоюдной неприязни генералов, но не предполагал, что они могут затеять препирательства из-за переводчика, затягивая тем самым начало переговоров с крымцами.

Во вторую неделю октября, так и не дождавшись Дементьева — остальные люди уже прибыли в Перекопскую крепость, — советник выехал в Кезлев.

Окруженный каменной стеной с приземистыми, похожими на бочки круглыми башнями, Кезлев еще недавно был одним из крупнейших торговых городов Крыма, чему в немалой степени способствовало его удачное местоположение на берегу широкой песчаной бухты. Десятки больших и малых кораблей шли сюда с товарами из Очакова и Кинбурна, румынских земель и Турции. Эти же корабли увозили в разные края доставленные в Кезлев российскими купцами, запорожскими казаками, прочим торговым людом хлеб, пушнину, железо в прутьях и пластинах, медь, тонкие и толстые холсты, икру паюсную и свежепросольную, рыбью кость, щетину, соленую и вяленую рыбу, канаты, веревки, разную посуду, литые и маканые свечи, масло конопляное, льняное, коровье, галантерейные вещи.

Война изменила жизнь и облик города: исчезли из бухты корабли, закрылись многие лавки, кофейни, улицы обезлюдели. Между солдатами русского гарнизона и татарскими обывателями участились ссоры, перераставшие подчас в открытые стычки.

Октябрьские холода, торопливой волной накатившие с севера на полуостров, затруднили проживание солдат: гарнизон не успел заготовить к зиме нужное количество дров, а татары, проживавшие в городе и окрестностях, отказывались их продавать. Замерзшие солдаты, пропустив на последние копейки стаканчик-другой водки, разъяренно врывались в дома, зло и сосредоточенно избивали сопротивлявшихся хозяев, затаскивали в сараи их жен и дочек, что постарше, наскоро, гурьбой насильничали, а затем подчистую, словно метлой, вычищали дрова, хворост, сено, съестные припасы.

Татары открыто выступать боялись, но по темному времени действовали решительно: одинокий подвыпивший солдат, заблудившийся в узких кривых улочках Кезлева, в гарнизон не возвращался. Посланные на розыск команды находили его, полуживого, растерзанного, лежащим без чувств в грязной канаве.

Все чаще в городе посвистывали быстрые стрелы, хлопали в ночной тишине одиночные выстрелы, лилась кровь.

Опасаясь визитов нежданных гостей, Веселицкий приказал рейтарам неусыпно сторожить дом; лошадей, карету и повозки, составлявшие его небольшой обоз, он предпочел отдать под охрану гарнизона.