Князь Рус - [11]

– Считает, что женщину лучше оставить.

Сердце Руса оборвалось.

– Почему?

– Во-первых, за нами могут выслать погоню по-настоящему. Уж на сменных конях, с запасом еды, чтобы не останавливаться. Далеко ли уйдем на ветхих повозках? Во-вторых, волхвы поговаривают, что ты вызвал гнев чужого бога, через земли которого едем… Надо сказать, я этого тоже побаиваюсь. Не до свинячьего писка, но все-таки колени иной раз…

Рус поежился, по спине пробежала невидимая ящерица, щекоча холодными, как могила, лапами:

– Я тоже. С богами как-то еще не дрались.

– А в-третьих, – закончил Лех, – старики считают, что ты вырвал из рук волхвов вовсе не человека. Это демон ночи. Не зря же у нее такие темные как ночь глаза, а волосы чернее вороньего крыла!

Рус молчал убито. Он сам чувствовал злое колдовство, ибо демоны ночи отвратительны, как и все в ночи, как ночные птицы вроде сов и сычей, как летучие мыши, нетопыри, мертвецы, встающие из могил… ибо ничем, кроме колдовства, нельзя объяснить ту странную власть, которую имеет эта женщина или это существо. Куда бы ни поворачивался, он чувствует, в какой она стороне, даже спиной ощущает ее взгляд, настойчивый и обволакивающий.

– А ты как считаешь? – спросил он тихонько.

– Не знаю, – признался Лех. – Может быть, она демон… Хотя с другой стороны, ну и что? Не всякому выпадет удача схватить демона в объятия и затащить на ложе.

– Лех, ты серьезно?

– Как Род свят, – заприсягнулся Лех. – Кто из мужчин не мечтал о чем-нибудь таком, этаком… необыкновенном! Как она тебе показалась?

– Как будто окунулся в кипящее масло, – признался Рус.

– Ух ты!

– Я не знаю, что со мной происходит. Мало ли у нас было женщин? Но я вижу перед глазами только эту. Почему, не знаю.

– Колдовство? – предположил Лех.

– Наверное. Но я не хочу ему противиться. И мне не надо отворотного зелья. Это так здорово и непривычно, когда так сладко щемит сердце! Я такой восторг испытывал, лишь когда сразил в поединке троих братьев Красного Быка. Тогда я вырвал их печени и сожрал на глазах всей их родни! О, какая на их лицах была бессильная ненависть, когда я жрал их плоть, разбрызгивал по току, а их богатыри лежали с распоротыми животами!.. Я мог по праву взять их жен и детей, забрать их дома и скот, но я получил больше радости, когда стоял на току весь залитый кровью и вздымал к небесам окровавленную палицу, где до края рукояти налипли мозги и волосы…

Лех протянул уважительно:

– Если так, то это мощно. Сразить врага и сожрать его печень – это радость богов. Если чем-то схоже – тебе повезло. Ты вдвое богаче на радости. Но ежели она все-таки демон? И сожрет с потрохами?

– Думаешь…

– Но ежели демон?

Рус вздохнул:

– Сожрет так сожрет. Я все равно пойду к ней, как пропойца идет к вину, пусть даже его за это казнят. Надеюсь, я успею ею напиться еще. А там будь что будет.

– Гм… кощунникам будет о чем сложить новую песнь. Я сам, пожалуй, подскажу Баюну, как завернуть похлеще. Чтобы у парней руки тянулись к топорам, а девки ревели так, чтобы сами скользили и падали на своих соплях и слюнях. Как ее зовут, говоришь?

– Ис. Если я правильно понял.

– Странное имя, – сказал Лех в удивлении. – Таких имен не бывает!

– А если она не человек?

– Тогда бывает, – решил Лех. – Там… у этих… все бывает.

Подводы тянулись толстой нескончаемой нитью. Ехали осторожно, прижимаясь к опушкам, готовые при первых же признаках беды уйти в лес, спрятаться за деревьями. Из дубовых зарослей, из-за стен вязов, кленов, березок наконец потянуло свежестью, сыростью и гнилью. Там еще не прохладно, но все же стрелки хвоща указывали измученным людям, что где ни копни – ямка наполнится свежей водой. Ключевые воды выходят прямо под поверхностью.

Все совсем недавно были в рубахах, а теперь уже в стертых лохмотьях, безрукавках из волчьей или козьей шерсти, даже портки сшиты из кожи, а заправлены в сапоги на толстой подошве, крепко-накрепко пришитых дратвой, смоляными нитками. Лишь немногие еще обуты в постолы с длинными ремнями, что прикручивают штанину к голени до самого колена. Редко у кого на голове колпак из кожи, остальные же блещут золотом волос на летнем солнце.

У всадников сзади к седлу приторочен мешок с разной походной мелочью, меч или боевой топор на левом боку, второй меч, поменьше, торчит из-за голенища правого сапога. К седлу привязан обязательный колчан с двумя-тремя десятками стрел, а на заводном коне еще и короб с запасными стрелами, там их больше сотни. К седлу же приторочены и два лука со спущенными тетивами – еще Скиф начал носить по два лука и велел каждому воину иметь два и уметь метко бить стрелами с коня вперед, вбок и поворотясь назад. У каждого воина спину укрывает круглый щит. Края обиты бронзой, по всему полю сверкают железные бляхи, изнутри под наручинами лежит толстая бычья кожа, охраняя руку от ударов о дерево.

В степи из-под ног то и дело начали выпархивать птахи. То там, то здесь темнеют стада диких коней, туров, коз, а всякую мелочь вроде лис да степных волков не углядишь: сторонятся человека.

Лех, самый ярый охотник, наконец ногами послал коня в чащу, уже завидел, где и как изрыто под могучими дубами. Но свиньи хитры, затаились поблизости, следят за человеком, ни одна не хрюкнет, не наступит на веточку. Сопят, нюхают воздух хрящеватыми носами.