Князь Кий - [8]

Тот что-то буркнул по-гуннски и снова замолк.

— Не понимает по-нашему, — сказал Кий.

— Тогда чего с ним мучиться! Кончить — и все! — Щек решительно рубанул рукой.

Но Кий рассудил иначе.

— Кончить никогда не поздно… Нет, посадите его на коня — заберем с собой! Отец кое-что понимает по-гуннски — расспросит его, как следует.

* * *

Солнце свернуло с полудня и пекло немилосердно. Все были ужасно уставшими, хотели есть и пить, но Кий не позволил ни минуты отдыха: боялся, что гунны, узнав про исчезновение своих воинов, пошлют по их следу погоню. Выведя семью князя Добромира из яра и забрав своих коней, он избрал кратчайший путь в Рось через Высокую могилу и Черный лес.

Хотя всем было ясно, что надо спешить, ехали медленно. Смертельная усталость и жара отобрали и у людей, и у животных последние силы.

Над безлюдной степью нависла сонная тишина. Ни тучки на небе, ни дыхания ветерка. Только слышно, как лениво пересвистываются сурки и шелестит под конскими копытами седой ковыль.

Дорогу прокладывал Щек, а Кий с Хоревом держались позади пристально посматривая на далекий горизонт — не покажется ли где островерхий колпак гунна?

Но везде было спокойно. Мерцает в мареве синяя даль, парит в вышине темный орел, монотонно гудят над красными головками чертополоха почтенные мохнатые шмели.

Так ехали до вечера. А когда достигли Высокой могилы, Кий велел становиться на ночлег.

— Высокая могила. Здесь будем ночевать.

Князь Добромир, что всю дорогу, казалось, дремал в полузабытье, услышав это название, мгновенно встрепенулся, разлепил глаза, начал шевелиться в своей попоне, чтобы поднять голову.

— Высокая могила?. Покажите мне ее!. Положите так, чтобы было видно.

Выбрали место над ручьем, неподалеку от тенистой зеленой рощи. Коней стреножили и пустили пастись, князю Добромиру настелили из травы и бурьяна мягкую постель на бугорке, чтобы было видно Высокую могилу, и, напоив холодной водой, положили отдыхать. Такое же ложе приготовили и для женщин. Гунна привязали к дереву, чтобы не убежал. И только после этого братья взялись готовить ужин.

Пока Щек, Хорев и Боривой собирали сухой хворост и раскладывали костер, Кий общипав стрепета, посек его мечом на куски, нарвал какой-то благоухающей зелени и накопал съедобного корня — все это сложил в закопченный бронзовый котелок, который возил с собой около седла, и наполнил водой. Вскоре в котелке, подвешенном над огнем, забулькало, заклокотало — и из него пошел приятно-вкусный дух.

За какой-то час ужин был готов.

Кий достал из сумки хлеб — порезал на ломти, вынул несколько деревянных ложек.

— Князь, княгиня, угощайтесь. Цветанка Боривой, к еде!

Он сначала поставил котелок вблизи княжеского ложа, и князь, поев немного мясного бульона, отложил ложку.

— Спасибо. Не хочу больше. А вы подкрепляйтесь!.

Мясной бульон был очень вкусный. Нежное разваренное мясо так и таяло во рту, и изголодавшиеся княгиня, княжна и княжич, не обращали внимания на бравых полян, которые взяв себе по куску стрепетятины и по ломтю хлеба, уплетали вовсе не по-княжески.

Котелок быстро опустел.

Цветанка с благодарностью вскинула на Кия глаза. Опять не сказала ни слова. Только взглядом приголубила — будто дотронулась нежной рукой. И от того взгляда, как и там, в яру, в груди юноши прокатилась какая-то неизвестная до сих пор волнующая-сладкая и одновременно тревожная волна. С чего бы это?

Княгиня за всех поблагодарила, а Кий сказал:

— А теперь — спать! Отдыхайте, потому что, как только поднимется утренняя заря, я разбужу вас, и мы опять отправимся в путь!

Княгиня Искра из Цветанкою легли рядом с князем на мягкое душистое ложе из травы и бурьяна и мгновенно уснули. Щек, Хорев и Боривой уложились просто на земле, а Кий пригасил костер и сел на бугорке, вблизи князя, чтобы охранять их сон.

Князь долго не засыпал. Шевелился стонал, что-то тихо шептал и все не отрывал взгляда от Высокой могилы, которая мерцала в синей мгле.

Кий наклонился над ним, тихо спросил:

— Что тебе, княже? Болят раны?

Добромир слабо пошевельнул рукой.

— Болят. Аж пекут. Да еще сильнее болит сердце!..

— Почему?

— Видишь Высокую могилу?

— Вижу.

Кий глянул на гору, которая закрывала собой полнеба.

— Там, на ее вершине, сто лет тому назад был распят мой прадед.

— Твой прадед?

— Король венетов, или по-ромейскому, антов[11] — Бож. По-видимому, боги привели меня сегодня сюда, чтобы и я здесь скончался от враждебных ран.

Князь говорил с натугой, через силу.

— Король Бож! — воскликнул безгранично удивленный и пораженный Кий. Сколько он песен пересказов и сказок слышал о славном короле венетов — не сосчитать! И вдруг. Аж не верится! — Он действительно твой прадед?

— Так. Я Божич. Правнук его обездоленный.

Кий вскочил на ноги. Усталость мгновенно улетела, сон — как рукой сняло!

Невероятно! Подумать только! Далекое прошлое, о котором столько говорилось длинными зимними вечерами в теплых хижинах, при мерцающем огне лучины или восковой свечи вдруг приблизилось, веяло на тебя отзвуками давно отшумевшей жизни и стало перед глазами будто наяву. Оказывается, сказочный король Бож — вовсе не сказочен. Нить жизни от него тянется прямо к князю Добромиру, а потом — и к Цветанки. Цветанка — праправнучка Божа!