Князь Кий - [10]

Бились день, бились второй. А на третий день заплакали, заголосили красивые готские жены и девы от страха большого. А воины ринулись убегать вплоть до моря.

И стали венеты свободными.

А готам пришлось жить трудно — в тесноте и голоде. И разделились они пополам. Одно племя, с Германарихом, осталось на старых местах — около Днепра и Днестра над морем. И начали эти готы прозываться остготами потому что сидели на восходе солнца. А вторые отошли на запад солнца, до Дуная, а там за горы Карпаты, — и от того прозвались вестготами.

Гордый был король Германарих — поражение жгло ему сердце огнем. И начал он собирать силы готские, чтобы так победить венетов, чтобы опять как и раньше, платили они дань и хлебом, и медом, и скотом, и мехом, и полотном.

Но имел он сто и десять лет, и не позволили ему боги осуществить задуманное.

Из-за моря, из краев далеких и неизвестных, внезапно, будто вихрь, налетело племя дикое и жестокое — гунны. И никто не знал, откуда оно взялось. Одни говорили — из краев северных, суровых, где никогда не показывается солнце, где господствуют ветры, мрак, холод, снег и туман. Вторые говорили — примчались они на своих лохматых выносливых конях из-за гор высоких, пустынь широких, морей глубоких и страшным наказанием свалились на здешние племена за грехи их, и согнали их с насиженных мест и рассеяли по миру.[14]

Низкорослые, темные лица, с маленькими глазенками, к тому же кривоногие, потому что сызмальства привыкли ездить верхом, гунны однако были широкими в плечах, крепкими и смелыми. У мужчин — ни усов, ни бороды, а если и росли у кого, то жидкие и мизерные. Зато чуба они никогда не подстригали, а заплетали, как женщины, в длинные косички. Летом одевались в рубашки из мышиных и сусличьих шкур, а зимой — в овечьи кожухи[15] шерстью внутрь и шерстью наружу. Такие кожухи не только хорошо грели, спасая от мороза и ветра, но и защищали от стрел, копий и мечей. Главное же — наводили ужас на противника, потому что казалось, что это не люди, а какие-то дикие звери взгромоздились на коней и мчатся вслепую, выпуская тучу стрел с белым лебединым оперением и костяными наконечниками.

И задрожали готы за Днепром. В первом же бою разбили их гунны, выгнали из ихних становищ, пригнули, как пригибает ветер ковыль. А Германариху попали копьем в правый бок, и остался бы он там, и погиб бы в том бою, если бы молодые готы не подхватили его на руки и не вырвали из кровавого водоворота.

Собрались разгромленные готские вожди на вече. Задумался старый Германарих. Что делать? Где искать спасения? Кто остановит гуннов? Идти за помощью к венетам? Просить Божа, чтобы созвал клич по несметным племенам и родам своих и стал совместно с готами против общего врага?

Крепко задумался Германарих. Мучает и жжет его рана от гуннского копья.

— Что будем делать, вельможи? — спросил готских вождей. — Есть у нас три возможности: первая — биться до конца и славно погибнуть, потому что победить гуннов мы не сможем; вторая — пойти к гуннам в подданство и стать их рабами; есть, наконец, третья возможность — объединиться с венетами и иметь надежду на победу!

Зашумело вече.

— Нет, нет, только не с венетами! Только не с Божем! — запротестовали вельможи, задетые за живое потерей венетской дани.

Поднялся молодой королевич Винитар, внук Германариха по брату.

— Если мы не можем победить гуннов, то сдаемся им и с их помощью разгромим ненавистных венетов! — воскликнул разгоряченно. — А потом, покорив себе их воинов, разгромим и гуннов! Потому что горько и нестерпимо будет свободному готу жить под властью чужестранцев!

— Правильно! Правильно! — заговорили вельможи. — Пусть Винитар едет к гуннам!

Еще ниже опустил голову старый Германарих и долго сидел молча. А потом сказал:

— Мне так много лет, что, кажется, прожил не одну жизнь, а две и прожил в славе и величии. Поэтому не хочу остаток дней своих провести в рабстве! Делайте, как знаете. А я умру свободным человеком!

С этими словами он вынул меч и пронзил себе сердце.

Долго стояли пораженные вельможи над мертвым владыкой. Потом, похоронив его, избрали королем Винитара, а он, чтобы утвердиться более крепко, тут же взял себе в жены правнучку Германариха Вадамерку, наипрекраснейшую среди прекрасных золотокосых готских дев.

Но не к счастью обручились они, не к счастью стали королями готскими.

Поехал Винитар с вельможами и молодой женой к гуннскому кагану Баламберу и сказал:

— О, большой каган, сила твоя неизмеримая! Разбил ты могучих аланов, погромил их союзников, победил и деда моего Германариха, которому не было равных среди королей! Кто же может теперь соперничать с тобой? Никто!. Я признаю твою власть и готов вместе с подвластными мне готами войти в твое государство!. Прими нас под свою могучую руку, каган!

Пока Винитар говорил, Баламбер не сводил взгляда с ясного красивого лица юной готской королевы. Когда Винитар закончил говорить, он сказал:

— Мудро ты мыслишь, рикс[16], мудрее, чем твой дед Германарих, который поднял на меня меч. Я принимаю твое племя под свою руку, и отныне оно будет платить гуннам ежегодную дань скотом, конями, рабами и золотом, а мне, кроме всего этого — еще и вашими красивыми девами. Такими, как твоя жена, — прибавил тише и опять прикипел взглядом к красавице Вадамерке.