Князь Барбашев-3 - [54]

— Опасные речи ведёшь, Иван Никитич, — остерёг Беклемишева Триволис.

— Ты ещё скажи, грек, — влез в разговор дьяк Жареный, — что это дело государское. С женою венчанной развестись, да молодуху какую на потеху взять! И митрополит этому потакает, вместо того, чтобы осадить греховодника. А ведь порицал сторонников Иосифа именно за потвору власти земной!

— Вот-вот, — обрадовался помощи Беклемишев. — Искалился народ на Руси, пали нравы у людишек. А всё оттого, что порушены отчины и дедины, а главы всех ближних советников повёрнуты на закат, откуда и идёт в отчизну разная пакость. Жили без сношений с Римом и императором, и горя не знали! С Литвою ратимси, так оно и понятно: за ярославово наследие боремся. А остальное почто? В общем, други мои, я так думаю, коли бояре укорот великому князю нынче не дадут, то он сам со временем бояр в бараний рог свернёт. Только вместе мы сила. А коли будем каждый сам за себя стоять — по одному с нами и расправятся. И первое, что надобно сделать — не потакать государеву разводу. Не дадим горлицу — заступницу нашу в беду.

— Золотые слова, Иван Никитич, — сказал Холмский, качая головой. — Хотя в последнее время государь к словам жены и не прислушивается. Совсем некому стало перед ним за опальных затупиться.

И все присутствующие согласно покивали головами, словно подтверждая сложившуюся ситуацию. Потом они ещё долго сидели за столом, обсуждая разные проблемы, и никто из них даже не обратил внимания на слишком усердного слугу, что то и дело появлялся в горнице, принося, убирая или подливая свежие напитки в пустеющие кувшины. Патриархальные нравы и святая наивность — так бы охарактеризовал их поведение Андрей, если бы мог это наблюдать. Зато вряд ли он удивился бы, когда узнал, что уже на следующий день этот самый слуга подробно выкладывал содержание разговора одному из писцов Шигоны, который, высунув язык от усердия, скрипел пером, записывая всё услышанное на бумажный лист.

Так, ещё не став по-настоящему заговорщиками, кружок умных и по-своему радеющих за страну людей дал в руки великокняжескому следствию улики против себя.

* * *

Длинной вереницей, словно траурная процессия, медленно тянулось по степи татарское войско. Пустые колчаны за плечами, грустные лица воинов на изнуренных конях. Не радовал даже полон, захваченный ими. Ведь по сути поход на Польшу, в который Саадет Гирей отправил четырех султанов, закончился бесславно для хана: схватившись на переправе через Днепр с отрядами литовского князя, крымцы понесли крупные потери.

Ислам Гирей, полководец, возглавлявший войско, известный своей смелостью и отвагой, ехал впереди, дабы не глотать пыль от чужих копыт, с опущенной на грудь головой, сдвинувшимся набок малахаем и с нагайкой в руке. Всегда непросто возвращаться, когда понимаешь, что фактически ты понёс поражение, пусть и скрашивает его захваченная добыча. Которой, опять же, могло быть и куда больше, если бы да кабы.

А тут ещё и мурзы с беками, усаживаясь летними ночами вокруг костров, по-тихому жаловались друг другу на новые порядки в стране и с тоской вспоминали времена Менгли и Мехмеда Гиреев. Можно подумать, что ему, Исламу, по-душе то, что творит родственник.

Однако вскоре выяснилось, что беки и мурзы не только жаловались друг-другу. Вскоре то один, то другой из них стал заводить с ханом опасные разговоры, из которых следовало, что приход к власти Ислама Гирея мог бы положить конец реформаторским экспериментам Саадета и вернуть те исконные порядки, при которых страна процветала в прежние годы. Слушая их, Ислам хмурился, Ислам сердился, но…

Но в душе-то он думал точно так же, а потому не стоит удивляться, что ещё на марше он объявил о своём намерении занять ханский трон. Так в Крымском ханстве началась Смута.

Узнав о решении Ислама, Саадет повелел своим людям убить много возомнившего о себе родственника, но тот, предупреждённый друзьями, отступил от Перекопа за пределы Крыма. Тотчас вокруг нового претендента на престол стали собираться значительные силы, поэтому Саадет Гирей стал спешно готовиться к обороне, а ханскую сокровищницу отправил под защиту стен Кырк-Ера.

Ислам Гирей со своими сторонниками прошествовал к городу Кырым — древней столице улуса, которая теперь служила родовым центром Ширинов. Здесь беи и мирзы избрали его ханом. А низложенный Саадет бежал на север и укрылся на Перекопе. Крепость Ор-Капы, которую он столь своевременно отремонтировал в прошлом году, была неплохо приготовлена к обороне. Но Ислам Гирей не собирался терять своих воинов в бесплодных штурмах. Он собирался подождать той поры, когда голод вынудит противника сдаться.

В ноябре 1524 года войска нового хана осадили Перекоп.

На третий месяц осады силы осажденных стали наконец иссякать, а турки, как и предупреждал когда-то Саадета султан, на помощь прийти не могли. Вот только низложенный беками хан не отчаивался. Был у него ещё один козырь в рукаве, о котором Ислам не догадывался. И он не подвёл Саадета.

Когда победа была уже видна, Сагиб Гирей, которого Саадет благоразумно освободил из балаклавских казематов, оценил сложившуюся ситуацию и решительно выступил помощь брату. Это разом изменило всю ситуацию и можно только представлять, какую досаду испытал Ислам I Гирей, видя, как его войско, уже почти одержавшее победу, тает на глазах и поворачивает прочь от Ор-Капы!