Князь Барбашев-3 - [56]

Но там, в Вильно, его намерений не поняли и даже наоборот, попытались урезать ему выплаты, отчего все эти «сечи» вынуждены были переходить на самоуправление и самообеспечение. А какое самообеспечение в этих полудиких местах?

Но мало того, постигла окрестные земли новая напасть.

Дело в том, что, потеряв в последней войне многие земли, паны-рада столкнулись с проблемой переизбытка безземельных дворян. То есть вроде как для посполитого рушения воины есть, но ввиду их бедности, это всё одно, что их и нет. И свободных земель, чтобы удовлетворить всех нуждающихся, в центральных поветах страны тоже не было. Вот тогда кому-то (хотя что значить кому-то? Евстафий прекрасно знал, что идею первым высказал староста Русневский) пришла на ум «прекрасная» идея — устроить за их счёт колонизацию земель юга. Ведь на берегах Роси, Сулы и Днепра ниже Киева было много плодородной, а главное бесхозной земли, и её можно было без проблем раздать в качестве имений любому благородному кто пожелает ею владеть. Да там будут постоянно угрожать набегами татары. Но эти обездоленные прекрасно знают с какого конца нужно браться за саблю, так что смогут и за себя постоять, и за Литву перед крымчаками порадеть. В конце концов, для них это был единственный реальный шанс начать все сначала, сохранив свой статус в обществе для себя и потомков, а не превратиться в рабов панов урядников ради куска хлеба проливая за них кровь в межклановых стычках. Единственное, земли тамошние были слабозаселённые и новым поселениям людишки будут ой как нужны, ну да бабы рожать не разучились пока ещё.

Вот и потянулись многочисленные караваны переселенцев на юг.

Но, прибывая к новым владениям, с горечью начинали осознавать, что не всё было так хорошо, как это виделось в Вильно. Край был не просто слабозаселённым, он был, почитай, безлюдным, а там, где работники имелись — уже кто-то распоряжался, как хозяин земель. Нет, совсем-то их на произвол не бросили, но условия-то помощи были довольно кабальными. Так, тот же русневский староста готов был предоставить в хлопы кучу мужиков, вывезенных с германских земель (и как только договорился с тамошними князьями, паршивец!), но под хорошие резы, выплачивать которые нужно будет урожаем. А ведь обустроить имение на диких землях и без того стоило немалых денег, которых, естественно, у беглецов с севера, да ещё после неудачной войны, не было. Причём само по себе пополнение своих староств умелыми воинами и Дашкевич, и Полоз только приветствовали. Но как решить проклятый финансовый вопрос они не ведали. А Вильно не стремилось выкидывать и без того скудные запасы господарской казны на «подобную чушь». Тем более, что и внутренние земли требовали от него своей доли, будучи сильно пострадавшими от действий летучих отрядов московитов.

И тут это письмо!

* * *

Дашкевич много слышал о «красном ястребе» и часто ловил себя на мысли, что встретиться с таким в бою было бы очень интересно. С другой стороны, ореол непобедимости, витавший над юным князем, вызывал в нём справедливое опасение. Проиграть такому не бесчестье. Вот только проигрывать Дашкевич не любил. Так что пусть князь воюет у себя там, на морях, а здесь и без него есть кому обдумать хорошие мысли.

Ведь и вправду самый благородный способ добыть деньги — это ограбить врага в походе. Тем более московиты уже показали, как это надобно делать. Пока он и Полоз скакали по степи, да осаждали Очаков, те просто сели в лодки и сплавились до самого Крыма, где славно порезвились и вывезли огромную добычу и людей, освобождённых из плена. Добыча осела в калите воинов, а люди? А люди осели на землях спасителей!

Вот! Вот та самая морковка, за которой новоприбывшие шляхтичи пойдут на риск, отправившись в поход на утлых чёлнах по морю, значительно усилив тем самым небольшую личную армию Дашкевича и Полоза, и мало претендуя на иную добычу. Им хлопы, а старостам — деньги! Вроде бы вполне честный расклад получался.

И потому письма с призывом он стал отсылать по имениям ещё перед Рождеством, а теперь и сам ехал в Черкассы, которым предстояло стать отправной точкой первого похода…

* * *

Черкассы гудели, словно улей. Шумная, толкучая ярмарка, а не сечевой городок! И весь берег Днепра, включая многочисленные острова, был буквально покрыт байдарами огромных размеров да лёгкими остроносыми чайками, построенными на средства благородных наместников, в руках которых была сосредоточена вся власть над оставшимися под рукой Сигизмунда землями Киевщины.

Выволоченные из воды и опрокинутые вверх дном на глину и песок, суда сушились на солнце, их конопатили кострицей, смолили дымящейся смолой. Черный дым кружился над Днепром, а запах кипящей смолы слышался довольно далеко от берега.

Чуть поодаль, на огромных противнях жарилось в дорогу мясо; досушивалась рыба, поджаривалось просо. Ведь воины в походе должны хорошо питаться.

В общем, картина, представшая перед взором немолодого уже атамана, была радостной для его сердца. Увидев всё, что хотел, он двинулся в сторону замка, где его уже ожидали местные начальные люди.

* * *

— Славно всё это, — приветствовал его Юрко Барабаш, старый помощник Дашковича, управлявший Черкассами в его отсутствие. — Словно времена Бориса Глинского вернулись. Давно не было тут такого скопления воинского. В самом же городке порядок и тишина. Мещане делом заняты, чай времечко землицу орать.