Князь Александр Сергеевич Меншиков. 1853–1869 - [29]

Когда мы забирались во фланг неприятеля, я питал надежду, что отряд наш, напав неожиданно с тыла на союзников, разобьет их. Меня тревожила мысль, что они увернутся на южную сторону Севастополя и, после того, как они и действительно от нас ускользнули, я поручил бывшим при мне балаклавским грекам разведать все подробности этого обстоятельства. Через поставщика фургонов при нашей главной квартире, татарина Темир-хая, я узнал, что в ночь с 12-го на 13-е сентября, когда мы были на Мекензиевой горе, а союзники на Бельбеке, до них дошла весть о нашем движении, которая привела их в такой переполох, что у них, на Бельбеке, произошло еще несколько тревог, и в самую эту ночь было то побоище, о месте которого я выше упоминал. Тогда татарин (не помню его имени), брат Темир-хая, забулдыга и отчаянная башка, от которого давно отступились все родные, явился на выручку союзникам, предложив им пробраться к стороне Балаклавы и совершить переход — хотя и опасный, но всё-таки возможный, при содействии его, проводника, хорошо знакомого со всеми тропинками, ведущими на южную сторону Севастополя и еще не занятыми тогда нашими войсками. Союзники, хотя и не видели иного, лучшего исхода из их положения, долго однако же колебались в нерешимости: им было страшно вверить судьбу армии — изменнику татарину; наконец, в отчаянии, так сказать, зажмурив глаза, они ринулись на риск… Несколько татар проводников сослужили им верную службу и щедро были вознаграждены. Этот правдоподобный рассказ дает достаточное понятие о том тревожном настроении духа, в котором находились неприятельские военачальники.

Между тем о большом передвижении союзных армий мы еще не знали ничего положительного. Из донесений с аванпостов можно было заключить только, что неприятель делает рекогносцировки.

Печеный хлеб из Бахчисарая нашему отряду доставляли исправно, чем светлейший был весьма доволен. Это доказательство готовности бахчисарайцев содействовать нашим войскам побудило князя выразить им свою благодарность. С этой целью его светлость, после обеда, вместе со мной, в экипаже, поехал в Бахчисарай. Въехав в город, он по главной улице прошел пешком до дворца. Осмотрев его наскоро, князь у входа встретил полицмейстера, которого и благодарил за успешные распоряжения о доставлении в лагерь хлеба. На обратном пути светлейший заехал в татарскую кофейную. В это время жители со своими старшинами и муллами толпились на улице и, покуда князь был в кофейной, их собралось множество.

В кофейной заседало несколько кружков татар. Светлейший занял там также место и, приказав подать кофе, посоветовал мне обратить внимание на любопытный способ его туземного приготовления и быстроту, с которой оно совершается.

Действительно, на наших глазах, сырой кофе изжарили, столкли, сварили и подали, как есть, с гущей, в крошечных фарфоровых чарочках, вставленных в медные рюмочки, вместо подноса. Кофе так был вкусен, что я, поистине могу сказать, не пивал подобного.

На лицах татар, присутствовавших в кофейной, нельзя было не заметить удивления и удовольствия видеть в своем кругу именитого посетителя. Князь, поговорив с ними очень ласково касательно промышленности, которою они занимались, положил золотую монету на буфетный прилавок и вышел в сопровождении всех гостей кофейной.

Кофейная эта, совершенно в азиатском вкусе, была выстроена над оврагом, так что с улицы ход в нее был по длинному, узенькому, пешеходному мостику. У входа на мост с улицы толпа татар ожидала светлейшего; с выражением глубокого почтения народ его приветствовал и благодарил за посещение.

Князь в коротких и простых словах поощрил их за услугу, оказанную нашей армии и татары, как умели, изъявили свою преданность и готовность служить наперёд. Действительно, бахчисарайцы не изменяли.

По возвращении нашем из Бахчисарая, мы узнали от жителей, бежавших из Балаклавы, что вчера англичане овладели ею, что этот город атаковала целая армия. Обыватели отстаивали Балаклаву в течение нескольких часов, несмотря на её бомбардировку с моря и с суши. Что за сказка? — подумали мы: этого быть не может! вероятно, какой-нибудь отряд, рекогносцируя, занял Балаклаву — и только.

Чтобы проверить это предположение, князь послал лазутчиков поразведать, как велики силы, занявшие Балаклаву? Отделенные от города горами, мы не могли слышать выстрелов; при всём том князь, сомневаясь в бдительности аванпостов и разъездов, придал веры этому показанию более, нежели кто-либо из нас. Он знал, что местность, по которой неприятель мог двигаться, до того пересечена и от наших наблюдений закрыта, что неопытные разъезды, вероятно, опасались забираться далеко в горы и леса. Таково и вышло.

Утром 16-го сентября приехал казацкий офицер с донесением от наблюдательных постов, что «всё обстоит благополучно» и нового ничего нет. Сомневаясь в справедливости этого донесения, князь спросил офицера:

— Да хорошо ли вы видите неприятеля? Не ошибаетесь ли вы?

— Помилуйте, ваша светлость! Да вот, с этой самой высоты (офицер указал на гору) видно всё, как на ладони.

— Да что же тут видно?

— Да всё — и даже флот.