Князь Александр Сергеевич Меншиков. 1853–1869 - [26]
— Ну, слава Богу, ускакал!. Ах, какая лихая тройка… уж я думал, генеральские отстанут… А там, остальные все пропали, людей порубили, повозки порубили, которые — сами поломались, которые с горы полетели, а больше, должно быть, они позабрали!
— Что же сталось с парком? — спросили мы его.
— А, право, не знаю. Как взошли на гору, наш обоз стоял сзади; со мной было 12 гусар: сделали привал… Вдруг, откуда ни возьмись, бросаются на нас французы, или англичане, не знаю, только в больших медвежьих шапках. Мы, как схватились, скорей, скорей, наткнулись на парк; туда, сюда… насилу выбрались кое-как. Ящик наш тоже тут сломался; мы к спуску: и там дорога узкая, объехать некуда; я, долго не думая, пошвырял парковые повозки с дороги. Едва-едва, спас только две повозки.
— Чьи они? — спросил его сам князь.
— Одна — полкового командира, другая — моя, — продолжал офицерик, — да и славные же лошадки! Когда бы не парк, мы бы, пожалуй, все ускакали… Ничего не сделаешь — наскакали одни на других: на горе опрокинулись поперек дороги, так я их уж пошвырял.
— Что же ваши гусары?
— Все со мной прискакали.
— Много ли на вас напало?
— А, право, не знаю… Кажется, и не много.
— Что же там наше прикрытие? С ним были два орудия.
— Да, я и не догадался.
Ну, — подумал я — хорош офицер! Что с него взять? Правда, еще молод, почти совсем еще мальчик.
— Ступайте себе в полк, — говорю ему.
Только что он отъехал, как ему на смену прискакал, на коренной лошади, кучер из гусарского обоза. Лошадь была рослая, здоровая, но ноги всадника чуть не дохватывали до земли: это был истинный гигант: в плечах косая сажень, грудь широчайшая, ручищи могли привести в ужас целый взвод. Кучер был без шапки, в одной рубахе, и геркулесовские его формы обрисовывались во всей красе; борода и волосы на голове, от быстрой езды закинувшиеся назад, придавали ему вид свирепого, мощного бойца-титана. Увидев себя между своими, он остановил лошадь, перекрестился, хлопнул своего буцефала по шее ладонью, ширина которой могла бы прикрыть спину любого француза.
— Ну, добра лошадь! Слава Богу, ускакал, — промолвил он, — а ежели бы да на пристяжной, так нет, не унести бы ей; она там и осталась, сердечная. Ну, уж страсти! Насмотрелся всего: во шапки… (он поднял ладонь на аршин выше головы). Как секнет — с Терешки башка долой; секнет: Степан покатился… никому нет пардону! Вижу, не ладно: ну-ка, я с возу как спряну; хвать за запряг, оглоблю-то перешиб, лошадь и выскочила… Я на нее как сигну, да как припущу — только меня и видели! Они уж за мной пушкой: буц! буц!! да нет… видно, мимо!
— Что ж парк? Что же с ним-то сделалось? — расспрашивали мы нетерпеливо.
— Да, я чай, весь там, никто не выскочил, они пардону не дадут.
Мне было страх досадно, что такой молодчина, как этот русский мужик, мог так испугаться! «Отчего, — думаю, он не сознает своей богатырской силы? Одним взмахом оглобли этот силач мог бы десяток тех страшных шапок посшибать, и с головами вместе. Этому богатырю никогда, видно, и на ум не приходило посмотреть на себя да подумать: на что-де я годен? Так он и век отживет и дарования своего не увидит… За ним и вся Россия делает ровно то же самое: она, родимая, сама не знает своей силы, не верит ей, взглянуть на нее не соберется за недосугом: всё за море смотрит, там ей не укажут ли?»
Подойдя к богатырю-кучеру, я спросил его:
— Как же это, братец, ты оглоблю-то переломил? Стало быть, у тебя есть сила?
— Да, есть таки дарование! — отвечал он мне с оттенком самодовольствия. Сгоряча я схватил за запряг: «когда тут, думаю, рассупонивать»; напер на оглоблю, а она, как соль… распутывал, рвал, — ничего опосля не помню. Только я вспрянул на лошадь, а она как подхватит, сердечная; видно и сама чуяла, что плохо!
— А что бы тебе, выломив оглоблю — отлущить француза?
Он содрогнулся и покачал головой:
— Нет, — говорит, — уж больно страшно: во шапки! — заключил он, опять высоко подняв руку над головою.
— Шапки его ты испугался? — возразил я, — да тебе, брат, на одну ладонь мало трех таких шапок.
— Пожалуй, — говорит, — мало.
— Так что же ты? — одушевлял я его.
— Да что делать!
Мы выпустили кучера из кружка.
Между тем как гусары, на месте приключения, разыскивали толк, повозки уже вытягивались по дороге. Командир парка, полковник Хамрат, георгиевский кавалер за 25 лет, опередив несколько парк, подъехал к нам. Светлейший с нетерпением ожидал получить, наконец, верные известия, и поспешил к Хамрату навстречу.
— Ну что, — говорит, — у вас там случилось?
И мы все обступили полковника: ждем что он скажет?
— Вот, как есть, остался! — произнес он, с отчаянием разводя руками и наклоняясь немного вперед.
— Как? что? — спросил князь, думая о парке.
— Ни нитки не осталось; нечем перемениться… я в одной рубашке!
Тут уже я не вытерпел: подобное безучастное отношение к такой важной статье, каков парк в военное время, со стороны его начальника, по собственному невежеству потерявшего из парка несколько повозок, меня взбесило! Позабыв о присутствии светлейшего, я резво выразил полковнику, что князь интересуется не о его собственных вещах, а о парке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Перед вами – яркий и необычный политический портрет одного из крупнейших в мире государственных деятелей, созданный Томом Плейтом после двух дней напряженных конфиденциальных бесед, которые прошли в Сингапуре в июле 2009 г. В своей книге автор пытается ответить на вопрос: кто же такой на самом деле Ли Куан Ю, знаменитый азиатский политический мыслитель, строитель новой нации, воплотивший в жизнь главные принципы азиатского менталитета? Для широкого круга читателей.
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).