Книги судеб. Часы - [5]

Шрифт
Интервал

— Говорил, говорил. Успокойся.

— Я спокоен. Как пульс покойника… Погоди, скоро загремит. Днями рванет, не сегодня-завтра. Я же тебе толкую: только тут сорок тысяч. Шишков-то хоть не в курсе, что я тебе Карпанчоса предлагал? Я с чистым сердцем, а ты лоханулся. Лоханешься еще раз, он тебя уволит.

Буряков сжал зубы. Затылок снова заломило.

— Да иди ты! — сказал он, решительно поднимаясь. — Извини. Мне своего Карпанчоса встречать.

— Шучу, — примирительно сказал Кудимов. — Могу я тебя подразнить? Ты же понимаешь: студенческое братство и все такое… А ты про кого?

— Про Сучасного… Тоже не лыком шиты: двадцать шестой роман представляем.

— А тираж?

— А тираж не скажу. Знаешь, почему? За тебя опасаюсь, — отыгрывался Буряков. — Тебе твой Карпанчос таким мелким покажется, что от зависти лопнешь. А я потом горюй по старому товарищу…

— Да, Сучасный, — задумчиво сказал Кудимов. Было похоже, что сейчас снова полезет за фляжкой. — Бедняга.

— Что вы все его так жалеете?! — вскипел Буряков. — Только и слышно: бедняга, бедняга! Нам бы с тобой такими беднягами быть!

— Ладно, — вздохнул Кудимов. — Увидимся.

— Ага, — кивнул Буряков и пошел вниз.

5

Чтобы выкурить сигарету, приходилось выходить на улицу.

Впрочем, это могло только порадовать — начало осени выдалось ясным, солнечным. Клены густо краснели вдоль дорожек, и даже ординарная листва тополей и вязов, желтея и падая, еще не производила впечатления уныния и распада.

Он стоял на ступенях левее главного входа. Несмотря на близящийся вечер, очередь в кассу все еще змеилась. На небольшой площади раскинулись книжные палатки и ларьки каких-то совсем, должно быть, горемычных издательств, не имевших куражу и денег снять стенд внутри. Впрочем, читающей публики и здесь хватало: с набитыми какой-то макулатурой авоськами, пакетами, даже сумками на колесах. Особо густо толклись возле кулинарных, садоводческих, собачьих, рукодельных разделов; привлекали жадное внимание читателя и красочные буклеты чего-то автомобильного.

Он рассеянно разглядывал всю эту мельтешню. Вышивки, способы выращивания помидоров. Строим своими руками. Пудель как глава семьи. Десять способов изготовления самогона в домашних условиях. Давай, брат, отрешимся, давай, брат, воспарим. Воспаришь тут, как же… Вот уж чушь собачья, господи.

Посмотрев на часы и растоптав окурок, достал вторую сигарету. Идти обратно в павильон не имело смысла — Вадик вот-вот должен был привезти Сучасного.

Затылок не ломило: похмелье расплылось в бесформенную тяготу всего организма. «Приедет ли Генеральный? — задался вопросом Буряков. — Или опять надул?» Как бы там ни было, рабочий день когда-нибудь кончится. И он возьмет курс вон на те столики, откуда с самого утра веет сладостным чадом шашлыков. И выпьет две кружки ледяного пива. Первую — залпом. Вторую без спешки. Даже, может быть, три.

Что-то брезжило в мозгу, но путалось. Кончик нитки никак не хотел выловиться из бесформенного комка.

Листья шумели, теснились книжные киоски, толклись покупатели. Воздух казался то рыжим, то сизым. Откуда-то слева доносился дальний стук неустанного движка. Что-то происходило: люди толклись, несло шашлычной вонью. Где-то там продавали холодное пиво.

Текла жизнь.

«Что — жизнь? — с ненавистью подумал вдруг Буряков. — Что — действительность?»

Пройдет десять минут — что он вспомнит об этом? Как воняло горелым мясом? Как этот жирдяй в шляпе покупал неубиенный справочник садовода-огородника?!

Туман, морок, тени, путаница, миражи.

Если собственная похожа на дым, что сказать о жизни вообще?

Вдруг в памяти всплыло: «В конце ноября, в оттепель, часов в девять утра, поезд Петербургско-Варшавской железной дороги на всех парах подходил к Петербургу. Было так сыро и туманно, что насилу рассвело; в десяти шагах, вправо и влево от дороги, трудно было разглядеть хоть что-нибудь из окон вагона…».

Откуда это? Начало «Идиота»? Неужели еще помнит? Но ведь…

— Что?

— Сигаретой не угостите?

— Да, да…

Вытряс.

— Спасибо.

— Не за что.

Рассеянно сунул полупустую пачку в карман. Оглянулся. Что-то он думал сейчас такое… что-то важное.

Ушло.

Зато снова всплыл Сучасный…

Вот все его жалеют — мол, бедняга.

А за что жалеть? — гребет деньги лопатой.

Когда-то Буряков у него учился. Его труды по античности вызывали громкие похвалы — они сияли тем сдержанным светом, что может явиться только после многолетних раздумий. Разумеется, эта слава не покидала узкого круга специалистов. В ту пору — лет пятнадцать назад — профессор был беден, как церковная крыса.

Потом бац! — инсульт. Кое-как выжил. Но охромел, окосел, закартавил, зачавкал… Левую ногу волочил как деревянную. Говорили, что работоспособной у него осталась только примерно пятая часть мозга…

Может, и врали, кто их знает.

Буряков вспомнил, как однажды тайком наблюдал за ним. Они столкнулись в студийных залах одной радиостанции. То есть что значит столкнулись? — Буряков профессора приметил, а тот — нет. В ту пору Сучасный уже был автором издательства «Замок», Буряков редактировал, они активно работали, печатали неуклонно раскручивавшиеся романы… пришел настоящий успех, профессора осаждали толпы безумных поклонниц. Зачем в тот раз оказался на радио Сучасный, Буряков так и не узнал. Самого его пригласили в какую-то пятнадцатиминутку рассказать о новых книгах.


Еще от автора Андрей Германович Волос
Паланг

Журнал «Новый Мир», № 2 за 2008 г.Рассказы и повести Андрея Волоса отличаются простотой сюжета, пластичностью языка, парадоксальным юмором. Каждое произведение демонстрирует взгляд с неожиданной точки зрения, позволяющей увидеть смешное и трагическое под тусклой оболочкой обыденности.


Предатель

В центре нового романа Андрея Волоса — судьбы двух необычных людей: Герман Бронников — талантливый литератор, но на дворе середина 1980-х и за свободомыслие герой лишается всего. Работы, членства в Союзе писателей, теряет друзей — или тех, кого он считал таковыми. Однако у Бронникова остается его «тайная» радость: устроившись на должность консьержа, он пишет роман о последнем настоящем советском тамплиере — выдающемся ученом Игоре Шегаеве. Прошедший через психушку и репрессированный по статье, Шегаев отбывает наказание в лагере на севере России.


Мираж

Она хотела большой любви, покоя и ощущения надежности. Хотелось, чтобы всегда было счастье. А если нет, то зачем всё это?


Недвижимость

Андрей Волос родился в 1955 году в Душанбе, по специальности геофизик. С конца 80-х годов его рассказы и повести публикуются в журналах. Часть из них, посвященная Востоку, составила впоследствии книгу «Хуррамабад», получившую престижные литературные премии. Новый роман — «Недвижимость» — написан на московском материале. Главный герой повествования — риэлтер, агент по продаже квартир, человек, склонный к рефлексии, но сумевший адаптироваться к новым условиям. Выбор такого героя позволил писателю построитьнеобычайно динамичный сюжет, описать множество ярких психологических типов и воспроизвести лихорадочный ритм нынешней жизни, зачастую оборачивающейся бессмысленной суетой.


Возвращение в Панджруд

Длинна дорога от Бухары до Панджруда, особенно если идти по ней предстоит слепому старику. Счастье, что его ведет мальчик-поводырь — где найти лучшего провожатого? Шаг за шагом преодолевают они назначенный им путь, и шаг за шагом становится ясно, что не мальчик зряч, а старик; и не поводырь ведет слепого, предостерегая от неожиданностей и опасностей пути, а слепой — поводыря, мало-помалу раскрывая перед ним тайны жизни.Главный герой романа — великий таджикско-персидский поэт Абу Абдаллах Джафар ибн Мухаммад Рудаки.


Хуррамабад

В конце 90-х годов эта книга, справедливо названная немецким искусствоведом «потрясающим признанием в любви», снискала целый букет литературных наград (в том числе и Государственную премию РФ).Действие романа «Хуррамабад» (прообразом которого служит реальный Душанбе) разворачивается на протяжении более полувека — с конца двадцатых годов, когда в Среднюю Азию вслед за Советской властью двинулись русские, до наших дней, когда они еще более массово откатились назад в Россию.Раскол империи и хаос гражданской войны вынудили их бежать, оставляя за спиной все, что было создано и нажито трудом нескольких поколений.Отдельные судьбы, прослеженные в романе, складываются в колоритную картину, без которой представление о жизни не только Таджикистана, но и современной России было бы неполным, и подтверждают собой ту простую мысль, что страдание, преданность, любовь и надежда не имеют национальной принадлежности.Хуррамабад: город, которого нет? Или, напротив, все мы ходим по его улицам? Город безмятежности и счастья — или город жестокости и тоски?


Рекомендуем почитать
Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.


Ресторан семьи Морозовых

Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!


Непокой

Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.


Запомните нас такими

ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.