Книги, которые читают наши дети, и книги, которые им читать не следует - [57]

Не тужи, что за меня

Есть не будешь ты три дня,

Что стрела пропала в море… —

скажет ему Лебедь.

Что прибавить к этому удивительному «за меня»? За то, что отдает все, что имеет, за то, что сострадание к Лебеди сильнее в нем, чем забота о себе, – ему воздастся сторицей. («Отплачу тебе добром, Сослужу тебе потом», – говорит Лебедь.) Лебедь будет исполнять все просьбы Гвидона, вплоть до самой последней и, видимо, самой важной:

Грусть-тоска меня съедает:

Люди женятся; гляжу,

Не женат лишь я хожу.

Но мечтает он не об обычной земной девушке, ему нужно недостижимое чудо («диво так уж диво») – та единственная, кто «днем свет Божий затмевает, ночью землю освещает».

Если она действительно существует, то Гвидон «готов душою страстной За царевною прекрасной… пешком идти отсель Хоть за тридевять земель».

Лебедь тут, вздохнув глубоко,

Молвила: «Зачем далеко?

Знай, близка судьба твоя,

Ведь царевна эта – я».

И на глазах Гвидона Лебедь преображается в Царевну. Оказывается, что чудо было рядом с ним, а он его не разглядел, не увидел в Лебеди той единственной, кого искал. А ведь еще после избавления от злого коршуна она говорит Гвидону, что он «не лебедь ведь избавил, Девицу в живых оставил». (Тогда этих слов князь не принял во внимание.) Та, ради кого он готов был совершить подвиг («пешком идти отсель»), та, от кого «не можно глаз отвесть», была с ним рядом и стала теперь его женой. Как тут не поразиться глубине пушкинских сказок, ведь разве не то же происходит и в обычной жизни.

Над главою их покорной

Мать с иконой чудотворной

Слезы льет и говорит:

«Бог вас, дети, наградит».

И к этому великому счастью прибавляется в конце и встреча Царя со своей женой. В финале же сказки торжествует поистине евангельское милосердие, явлено, как отмечает замечательный пушкинист С.А. Королев, то, что сам Пушкин называл «милостью к падшим». («И милость к падшим призывал» – из стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»)

Разбежались по углам;

Их нашли насилу там.

Тут они во всем признались,

Повинились, разрыдались;

Царь для радости такой

Отпустил всех трех домой.

Радость и милосердие в сказке Пушкина неразделимы. Может быть, поэтому после ее чтения становится так светло на душе.

«Сказка о золотом петушке»

По верной мысли В.С. Непомнящего, эта сказка – «притча об исполнении желаний и о том, что ничто из делаемого человеком не падает в пустоту»[35].

Мир этой сказки – «сплющенный мир», в котором жить очень тесно («Воеводы не дремали, Но никак не успевали; Ждут, бывало, с юга, глядь, – Ан с востока лезет рать…»). Этот мир «насквозь двусмысленный», все в нем призрачно и сомнительно. «Было ль, не было ль сраженье»; «Быль и небыль разглашала»; «А царица вдруг пропала, Будто вовсе не бывало», – эти фразы не случайны в сказке.

Читателю, даже после неоднократного прочтения сказки, неясно, что из себя представляют Звездочет, Шамаханская царица и Золотой петушок, они лишены всяческих личностных

А ткачиха с поварихой,

С сватьей бабой Бабарихой,

черт. Но объяснение этой двусмысленности – в самом герое, «славном царе Дадоне»: реальность вокруг такова, каков он сам. Шамаханская царица, Звездочет и Петушок не понятны такие, какие они есть, потому что они «зеркало», в котором отражаются поведение и поступки героя.

То, что происходит в сказке, объяснено с самого начала:

Жил-был славный царь Дадон,

Смолоду был грозен он

И соседям то и дело

Наносил обиды смело;

Но под старость захотел

Отдохнуть от ратных дел

И покой себе устроить.

«Дадон привык только брать и получать: когда хочется – обижать, когда хочется – отдыхать. Он и покоя захотел дарового, в обмен на самонадеянное обещание. “Царствуй, лежа на боку!” – формула всей его жизни. Он “смолоду” делал то, чего человеку делать нельзя, и думал, что так и надо, что за это ничего не будет». Но это не так.

Что за страшная картина!

Перед ним его два сына

Без шеломов и без лат

Оба мертвые лежат,

Меч вонзивши друг во друга.

Бродят кони их средь луга,

По притоптанной траве,

По кровавой мураве…

Пронзительнее строк нет в этой сказке, перед нами – подлинная трагедия. Это как будто предупреждение Дадону: пора остановиться,

посмотреть вокруг и на себя, иначе будет поздно. Но царя хватило только на то, чтобы завыть: «Горе! смерть моя пришла!» И она действительно пришла.

…Вдруг шатер

Распахнулся… и девица,

Шамаханская царица,

Вся сияя как заря,

Тихо встретила царя.

Как пред солнцем птица ночи,

Царь умолк, ей глядя в очи,

И забыл он перед ней

Смерть обоих сыновей…

И потом, неделю ровно,

Покорясь ей безусловно.

Околдован, восхищен,

Пировал у ней Дадон.

Звездочет обещал Дадону, что Петушок будет хранить его не только от «набега силы бранной», но и от «другой беды незванной». И когда присмиревшие соседи «воевать уже не смели», осталась «другая беда» – в самом Дадоне. На нее и указывал «верный сторож», но эта беда имеет духовную природу, никакой Петушок здесь не поможет – все дело в самом человеке. Шамаханская царица – это вожделение Дадона, своеволие его хотений, воплощенное в «девице». Первой жертвой его становятся сыновья Дадона. Истина, что грехи отцов падают на головы детей, здесь исполняется в буквальном смысле. «Ради вожделения Дадон “забыл… смерть обоих сыновей”, ради вожделения нарушил царское слово, ради вожделения ударил того, кому должен был отдать. Вожделение хихикает как ведьма, вожделение “не боится, знать, греха”. И вдруг вожделение “пропало”. Потому что умер Дадон.