Книги, которые читают наши дети, и книги, которые им читать не следует - [19]

Шрифт
Интервал

Хотя в сказке «Питер Пэн и Венди», по сравнению со сказкой «Питер Пэн в Кэнсингтонском саду» – первым вариантом данного сюжета, этот эпизод существенно смягчен. Там автор после этого эпизода с горечью восклицает: «Эх, Питер! Все мы, совершившие непоправимую ошибку, вели бы себя совершенно иначе, если бы имели возможность повторить все сначала! <…> В этом мире возможность дается только один раз, по крайней мере большинству из нас. Мы подлетаем к окну, но уже поздно. Пробил Запретный Час. На окне железная решетка, и она не исчезнет вовек».

Здесь, желая того или нет, Барри как будто пытается опровергнуть евангельскую притчу о блудном сыне[21], в которой отец всегда ждет возвращения своего сына (как Бог ожидает к Себе всех людей).

«Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец и сжалился; и побежав, пал ему на шею и целовал его», – читаем в Евангелии.

Финал сказки наполнен пронзительной тоской. Плачет Венди, ставшая взрослой, встретившись с Питером вновь. При виде того, что она выросла, Питер кричит от ужаса. И хотя герой быстро утешается, найдя Венди замену в лице ее маленькой дочки Джейн, а затем, в свою очередь, ее дочки Маргарет – и так, видимо, до бесконечности, – но для Венди как будто все лучшее уже позади. Взрослея, человек утрачивает легкость. Недаром дети, дружившие с Питером, разучились летать, когда выросли. Во взрослой жизни нет праздника, поэзии. Последняя фраза сказки не оставляет читателю никакой надежды, хотя Барри, может быть, хочет высказать и нечто иное: «И так оно и будет продолжаться, пока дети веселы, бесхитростны и бессердечны».

Очевидно только одно – Барри говорит здесь не о том ребенке, на которого Христос в Евангелии призвал быть похожими всех людей.

П. Траверс

Уютный и прекрасный мир детства пытается изобразить в своих сказках о Мэри Поппинс английская писательница Памела Трэверс (1902–1997). Но, вопреки замыслу автора, идеальная няня, которая вносит в дом Бэнксов порядок и праздничную атмосферу, производит временами отталкивающее впечатление. Книга Трэверс и уютна и неуютна одновременно. Так, в главе «Миссис Корри» описание того, как из звездочек от имбирных пряников делают настоящие звезды, производит завораживающее впечатление, а странная старуха с дочками – пугающее.

Вокруг Мэри Поппинс всегда праздник, она открывает детям мир заново. Рядом с ней оживают поговорки из английского фольклорного сборника «Рифмы Матушки Гусыни». И мы сталкиваемся с миром «наоборот» (как у Кэрролла). Особенно ярко – в главах «Танцующая корова», «История Робертсона Эя», «Шиворот-навыворот», «Веселящий газ», «Кошка, которая смотрела на короля». И это, наверное, лучшие главы книги (наряду с «Мисс Ларки и ее Эндрю»),

Звезды устраивают цирковое представление, приходят в магазин за рождественскими подарками, оживают памятники и картины, а воздушные шары действительно летают по воздуху вместе с людьми.

Мэри Поппинс похожа на прекрасную фею из старинных сказок, но в ней есть что-то отстраненно-холодное, высокомерное, чужое. Недаром дети не только радуются ей, но и боятся. «Мэри Поппинс не сводила с Майкла пронзительного взгляда, и внезапно он почувствовал, что нельзя смотреть на Мэри Поппинс и не слушаться ее. Что-то странное, очень-очень необычное было в ней, одновременно и пугающее и веселящее!» Она любит детей (недаром носит на груди медальон с их фотографиями), но больше всех она, конечно же, любит саму себя. Мэри Поппинс не пропускает ни одного зеркала, чтобы не полюбоваться собой. Она видит в себе идеал и совершенство. «Мэри Поппинс была занята – она думала о Мэри Поппинс», – говорится в тексте.

Да и как ей о себе не думать, собой не любоваться, ведь «она была такой красивой и свежей, что походила на куклу с витрины магазина». Это, наверное, должно вызывать у читателей (особенно у девочек) восхищение, только почему-то от этого становится не по себе. Автор замечает, что она «не была лишена тщеславия и любила красиво выглядеть». Казалось бы, качество отрицательное, но далее П. Трэверс как будто оправдывает свою героиню: «Да и в самом деле, разве мог хоть кто-то выглядеть лучше ее, когда она шла по улице, держа в руке зонтик, ручка которого была сделана в форме головы попугая?»

Для героини в сказке нет никаких препятствий, она не знает неудач и поражений. «Она всегда получает то, что хочет, и так, как хочет», – говорят о ней. От той, кого страшная королевская кобра, повелительница Зоопарка, называет кузиной и дарит свою кожу, неудивительно слышать фразу: «Я могу все! И даже больше! Если захочу». Только вот здесь неизбежно возникает вопрос – а кто же она тогда такая?

Т. Янссон

Шведская писательница Туве Янссон (р. 1914) писала, что мир ее сказок о муми-троллях – это тот мир, в котором каждый из нас хотел бы побывать. Для нее самой эти сказки были бегством от проблем реального мира, которые, судя по ее произведениям для взрослого читателя, тяготили писательницу.

Мир, в котором живут муми-тролли и их многочисленные друзья, для писательницы действительно попытка изобразить уют дома, обаяние детства, гармонию человека с окружающим миром. В муми-доме таинственность кроется в обычных вещах и в любой момент может начаться приключение. Здесь царят дружба, взаимопомощь, любовь и гостеприимство. Недаром двери муми-дома всегда открыты для всех (в том числе и для ворчливого Ондатра, который всем недоволен). При этом у героев есть свои слабости, герои несовершенны, но они преодолевают свои недостатки ради друзей. Единственное злое существо в сказках – Морра, ничуть, в общем-то, не страшная. Она вызывает скорее жалость, чем страх. Создается впечатление, что Морра тоже стремится к теплу и уюту, но не может его достичь. Боятся же ее герои потому, что чувствуют в ней что-то чужое.


Рекомендуем почитать
Транснациональное в русской культуре. Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia XV

В центре внимания научных работ, которые составили настоящий сборник, находится актуальная проблематика транснациональных процессов в русской литературе и культуре. Авторы рассматривают международные литературные и культурные контакты, а также роль посредников в развитии русской культуры. В их число входят И. Крылов, Л. Толстой, А. Ахматова, М. Цветаева, О. Мандельштам и другие, не столь известные писатели. Хронологические рамки исследований охватывают период с первой четверти XIX до середины ХХ века.


Жан Расин и другие

Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.


Сожжение книг. История уничтожения письменных знаний от античности до наших дней

На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.


Старая русская азбука

«Старая русская азбука» – это не строгая научная монография по фонетике. Воспоминания, размышления, ответы на прочитанное и услышанное, заметки на полях, – соединённые по строгому плану под одной обложкой как мозаичное панно, повествующее о истории, философии, судьбе и семье во всём этом вихре событий, имён и понятий.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Расшифрованный Достоевский. «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы»

Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.


Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.