Книги Иакововы - [12]

Шрифт
Интервал

Вчера послали за каштеляном Коссаковским в Каменец, теперь все ожидают его в любую минуту. Наверняка он появится здесь рано утром, а может – уже и ночью.

За столом сидят домочадцы и гости, постоянные и временные. Наименее важные – на сером конце стола, куда белизна скатертей уже не достает. Их постоянных обитателей здесь находится дядя (то ли по линии матери, о ли отца) хозяина, пожилой господин, несколько полный и сопящий, который обращается ко всем "асиндзей" и "асиндзея". Здесь же находится управляющий имениями, робкий усач крепкого сложения, а еще давний учитель закона божьего у детей Лабенцких, очень образованный монах бернардинец, ксендз Гауденты Пикульский. Этого сразу же берет в оборот ксендз Хмелёвсий, ведя его в угол комнаты, чтобы пока­зать ему еврейскую книгу.

- Мы поменялись, я дал ему свои Новые Афины, а он мне – Зоар, - гордо сообщает ксендз Хмелёвсий и вытаскивает книгу из сумки. – Просил бы, - прибавляет он как бы ни к кому специально не обращаясь, - если бы нашлось немного времени, мне то – се из книжки этой пересказать…

Пикульский осматривает книгу, открывает ее сзади и, читая, шевелит губами.

- Никакой это не Зоар, - говорит он.

- То есть как? – не понимает ксендз Хмелёвсий.

- Э... а это Шор впиндюрил отцу какие-то еврейские байки. – Он ведет пальцем справа налево по последовательности непо­нятных значков. – Око Иаковово. Вот оно как называется, это такие рассказики для народа.

- Вот же Шорище старый… - разочарованно качает головой ксендз. – Это он, наверное, ошибся. Ну да ладно; может и здесь какая малая мудрость найдется. Если только кто-нибудь мне ее переведет.

Староста Лабенцкий дает знак рукой, и двое слуг вносят подносы с ликером и маленькие рюмки, а еще тарелочку с то­ненько порезанными хлебными корочками. Кто желает, может таким вот образом подострить аппетит, поскольку еда, поданная впоследствии, будет уже обильной и тяжелой. Поначалу идет суп, после него – порезанная на неправильной формы ломти вареная говядина с другими видами мяса – говядиной жареной, дичью и цыплятами; а к мясу вареная морковь, капуста с салом и миски с кашей, богато приправленной жиром.

Ксендз Пикульский за столом наклоняется к ксендзу Бенедикту и говорит вполголоса:

- А заскочите как-нибудь ко мне, пан ксендз, у меня еврейские книги и на латыни имеются, да и в древнееврейском помочь могу. Зачем же сразу же к евреям ходить?

- Сын мой, ты же сам мне это и советовал, - несколько раздраженно отвечает на это ксендз Бенедикт.

- Это я ради шутки говорил. Не думал я, что ксендз к ним пойдет.


Дружбацкая ест сдержанно; воловье мясо ей не по зубам, а зубочисток здесь как-то не видно. Она клюет цыпленка с ри­сом и исподлобья приглядывается к двум молоденьким служанкам, похоже, не совсем освоившимся со своей новой работой, по­тому что строят одна другой через стол рожицы и передразнивают друг друга, думая, что гости, занятые процессом еды, ничего не заметят.

Коссаковская, вроде как обессиленная, но свою кровать в углу комнаты приказывает обставить свечами, подать себе риса и того же куриного мяса. Сразу же после того просит налить ей венгерского.

- А вот самое паршивое, что ты, пани, уже к вину тянешься, - говорит Лабенцкий с едва чувствуемой в голосе иронией. Он до сих пор раздражен тем, что не поехал играть в карты. – Vous permettez? (Вы позволите? – фр.) – он поднимается, чтобы со слегка преувеличенно подчеркнутым поклоном подлить каштелянше вина. – Здоровье мил'с'дарыни.

- А я обязана выпить за здоровье того медика, поскольку поставил меня на ноги своей микстурой, - говорит Коссаковская и делает приличный глоток.

- C'est un homme rare (Редкий это человек – фр.), - заявляет хозяин. – Еврей, хорошо образованный, но вот от подагры меня излечить не может. Обучался он в Италии. Вроде как может иглой бельмо с глаза снять, тем самым возвращая зрение, именно так было с одной из шляхтянок из округи, которая сейчас вышивает мельчайшие даже стежки.

И вновь из своего угла отзывается Коссаковская. Она уже поела и теперь лежит, опираясь на подушки, хотя и бледная. Ее лицо, освещенное мерцающим светом, движется словно бы в какой-то гримасе.

- Евреев теперь повсюду полно, не успеешь оглянуться и съедят нас тут с когтями и ногтями, - говорит она. – Господам не хочется работать и про собственные имения заботиться, вот и отдают их евреям в аренду, сами же прожигают жизнь по столицам. И вот гляжу: тут еврей мостовое с проезжих взимает, а тут – имением управляет, а тут – сапоги с одеждой шьет, все ремесло под себя подмял.

В ходе обеда разговоры сводятся к хозяйствованию, которое здесь, на Подолии, всегда хромает, а ведь богатства этой земли огромны. Из нее можно было бы сотворить цветущий край. Все эти поташи, селитры, меды. Воск, жиры, полотно. Табак, шкуры, скот, кони – всего много, и сбыта не находит. А почему? – допытывается Лабенцкий. – Потому что Днестр мелкий, посечен весь порогами, дороги только такими называются, весной после схода снегов совершенно непроезжие. И как тут торговать, когда через границу безнаказанно переходят турецкие банды и грабят путешествующих, так что только с оружными ездить нужно, охрану нанимать.


Еще от автора Ольга Токарчук
Последние истории

Ольгу Токарчук можно назвать одним из самых любимых авторов современного читателя — как элитарного, так и достаточно широкого. Новый ее роман «Последние истории» (2004) демонстрирует почерк не просто талантливой молодой писательницы, одной из главных надежд «молодой прозы 1990-х годов», но зрелого прозаика. Три женских мира, открывающиеся читателю в трех главах-повестях, объединены не столько родством героинь, сколько одной универсальной проблемой: переживанием смерти — далекой и близкой, чужой и собственной.


Бегуны

Ольга Токарчук — один из любимых авторов современной Польши (причем любимых читателем как элитарным, так и широким). Роман «Бегуны» принес ей самую престижную в стране литературную премию «Нике». «Бегуны» — своего рода литературная монография путешествий по земному шару и человеческому телу, включающая в себя причудливо связанные и в конечном счете образующие единый сюжет новеллы, повести, фрагменты эссе, путевые записи и проч. Это роман о современных кочевниках, которыми являемся мы все. О внутренней тревоге, которая заставляет человека сниматься с насиженного места.


Игра на разных барабанах

Ольга Токарчук — «звезда» современной польской литературы. Российскому читателю больше известны ее романы, однако она еще и замечательный рассказчик. Сборник ее рассказов «Игра на разных барабанах» подтверждает близость автора к направлению магического реализма в литературе. Почти колдовскими чарами писательница создает художественные миры, одновременно мистические и реальные, но неизменно содержащие мощный заряд правды.


Шкаф

Опубликовано в сборнике Szafa (1997)


Правек и другие времена

Ольгу Токарчук можно назвать любимицей польской читающей публики. Книга «Правек и другие времена», ставшая в свое время визитной карточкой писательницы, заставила критиков запомнить ее как создателя своеобразного стиля, понятного и близкого читателю любого уровня подготовленности. Ее письмо наивно и незатейливо, однако поражает мудростью и глубиной. Правек (так называется деревня, история жителей которой прослеживается на протяжение десятилетий XX века) — это символ круговорота времени, в который оказываются втянуты новые и новые поколения людей с их судьбами, неповторимыми и вместе с тем типическими.


Номера

Опубликовано в сборнике Szafa (1997)


Рекомендуем почитать
Марко Поло

Путешественник и торговец XIII века, Марко Поло (1254–1325), родился в семье венецианского купца. В 1271 году сопровождал отца и дядю, купцов Николо и Маттео Поло в их путешествие в Северный Китай – морем к юго-восточным берегам Малой Азии, оттуда сушей через Армянское нагорье, Месопотамию, Иранское нагорье, Памир и Кашгар. В 1275 году торговый караван добрался до столицы Ханбалыка, где путешественников радушно встретил хан Хубилай. Марко Поло, заинтересовавшийся страной и изучением монгольского языка, обратил на себя внимание хана и был принят к нему на службу.


Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах.

Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.


Чудаки

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем.


Акведук Пилата

После "Мастера и Маргариты" Михаила Булгакова выражение "написать роман о Понтии Пилате" вызывает, мягко говоря, двусмысленные ассоциации. Тем не менее, после успешного "Евангелия от Афрания" Кирилла Еськова, экспериментировать на эту тему вроде бы не считается совсем уж дурным тоном.1.0 — создание файла.


Гвади Бигва

Роман «Гвади Бигва» принес его автору Лео Киачели широкую популярность и выдвинул в первые ряды советских прозаиков.Тема романа — преодоление пережитков прошлого, возрождение личности.С юмором и сочувствием к своему непутевому, беспечному герою — пришибленному нищетой и бесправием Гвади Бигве — показывает писатель, как в новых условиях жизни человек обретает достоинство, «выпрямляется», становится полноправным членом общества.Роман написан увлекательно, живо и читается с неослабевающим интересом.


Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.