Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - [82]

Шрифт
Интервал


До комка в горле жаль тех героев романа, Сергея Терьяна и Виктора Сысоева, которые не выдержали «новой сложности» существования и за свою «большую пайку» заплатили жизнью. Мне вовсе не кажется, однако, что «главный процесс, который происходил в системе, – это страшное ее упрощение» (Д. Быков). Жизнь в России не стала примитивней и проще – она стала другой; количество интеллектуальных операций, ее обеспечивающих, не уменьшилось, но изменилось их качество, не обязательно в сторону упрощения – мы просто еще не осознали и не освоили это новое качество.

А жертвы… Почему-то вспоминаются строки Рылеева, к которым я, с детства очарованная декабристами, издавна питала пристрастие:

Известно мне: погибель ждет
Того, кто первый восстает
На утеснителей народа, —
Судьба меня уж обрекла.
Но где, скажи, когда была
Без жертв искуплена свобода?..
(Из поэмы «Наливайко»)

Мы привыкли считать, что жертвы – это обязательно «плоды деятельности» злодеев, врагов, утеснителей. Но каждая эпоха родит своих жертв и палачей. И новую диалектику этого вечного противостояния Дубов изобразил замечательно.

Существенным недостатком «Большой пайки» видится обращение к деятельности так называемых спецслужб: участие последних в судьбах героев преувеличено, приукрашено и окутано неким мистическим облаком. Может быть, автору не хватило конкретной информации и непосредственного знакомства с соответствующими персонажами? Однако, судя по продолжению «Большой пайки» – роману «Меньшее зло», Дубову удалось преодолеть эти недочеты.


Именно в «лихие 90-е» я открываю для себя три имени, три фигуры, чье творчество стало неотъемлемой частью души. Это Иосиф Бродский, Сергей Довлатов и Светлана Алексиевич.


Трудно сейчас представить, что было в моей жизни достаточно долгое время, когда я убежденно считала: Бродский – «не мой» поэт. Фотокопии отдельных стихотворений стали попадаться в руки еще с конца 1970-х; доносились вырванные из контекста строки и обрывочные фрагменты; наконец, в советских журналах эпохи гласности начали печататься подборки его стихов (далеко не всегда грамотно подготовленные). Новизна и очевидная талантливость не могли не задевать, но… по слову Пушкина, «мы ленивы и нелюбопытны». Однако незнание не избавляет от ответственности. Душевная лень, инерция прежних поэтических пристрастий и привязанностей, нежелание, а возможно, и неумение вслушаться в новый мощный поэтический голос растянули мое знакомство с Бродским на целое десятилетие.

А потом… Потом открылось, подступило, нахлынуло, захлестнуло с головой. И не отпустило доселе.

Счастье общения с Бродским вылилось в целую книгу. И, видимо, небесполезную: «Тридцать третья буква на школьном уроке, или 33 стихотворения Иосифа Бродского» изданы не только в Нижнем, но и в Москве, в издательстве «Художественная литература». Подтолкнуло меня к письменному столу ощущение невыплаченного долга, желание помочь чьей-то чужой молодости обрести радость постижения этой поэзии. Чем она меня покорила?


Прежде всего – подлинностью поэтической страсти. Бродский «не заводит» себя, чтобы добраться до сердца читателя: в этом попросту нет надобности. Редкое единство темперамента, личности, дара и судьбы позволило ему превратиться в главную фигуру поэтического пространства России последней четверти прошлого века – и после его ухода это место так и осталось вакантным. Совпадение личностных и биографических особенностей Бродского и Пушкина отмечалось многими (ослепительное начало, ранняя слава, преследование и ссылка, полное раскрытие таланта, жизнелюбие и стоицизм, преждевременная смерть), но многими и оспаривалось. Для меня это совпадение кажется не только несомненным, но и символическим: в XX веке, при всем невероятном обилии порожденных им российских поэтических имен, мало кто в такой степени, как Бродский, повлиял на тенденции развития русского стиха. А главное – так же, как у Пушкина, все, что ни происходило с ним в жизни, шло на пользу его поэзии; все самые разные и радикальные события и перемены находили адекватное воплощение и осмысление в творчестве. Взять хотя бы ссылку: Пушкин в Михайловском и Бродский в Норенской. Вяземский в ужасе, он опасается, что Пушкин сопьется, опустится, потеряет себя, – но все мы со школьных лет знаем, сколько блистательной лирики создано в эти годы. А главы «Онегина», «Борис Годунов»? Бродский в своей деревне, как и все ее жители, выходил на работу – «сеял рожь, покрывал черной толью гумна», но:

Сияние русского ямба
упорней – и жарче огня,
как самая лучшая лампа,
в ночи освещает меня.
(«Сжимающий пайку изгнанья…». 1964)

Так же, как и Пушкин, он поэтически осмысливает главные проблемы жизни: свобода, государство (империя), творчество, смерть. Я уже не говорю о стихотворном памятнике, который воздвигнут Бродским главной любви его жизни – Марине Басмановой: «Новые стансы к Августе» – единственное в русской поэзии собрание из 60 (!) стихотворений, адресованных одной женщине. Не имеет себе равных его поэтическое вдумывание в опыт изгнанничества и эмиграции, философское вчувствование в трагические события столетия и в свою судьбу, разворачивающуюся на их фоне.


Рекомендуем почитать
Заяшников Сергей Иванович. Биография

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Беседы с Ли Куан Ю. Гражданин Сингапур, или Как создают нации

Перед вами – яркий и необычный политический портрет одного из крупнейших в мире государственных деятелей, созданный Томом Плейтом после двух дней напряженных конфиденциальных бесед, которые прошли в Сингапуре в июле 2009 г. В своей книге автор пытается ответить на вопрос: кто же такой на самом деле Ли Куан Ю, знаменитый азиатский политический мыслитель, строитель новой нации, воплотивший в жизнь главные принципы азиатского менталитета? Для широкого круга читателей.


Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».


Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).


Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.


Воспоминания

Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».


Моя жизнь

Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.


Дневник. Том 1

Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.