Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - [82]
До комка в горле жаль тех героев романа, Сергея Терьяна и Виктора Сысоева, которые не выдержали «новой сложности» существования и за свою «большую пайку» заплатили жизнью. Мне вовсе не кажется, однако, что «главный процесс, который происходил в системе, – это страшное ее упрощение» (Д. Быков). Жизнь в России не стала примитивней и проще – она стала другой; количество интеллектуальных операций, ее обеспечивающих, не уменьшилось, но изменилось их качество, не обязательно в сторону упрощения – мы просто еще не осознали и не освоили это новое качество.
А жертвы… Почему-то вспоминаются строки Рылеева, к которым я, с детства очарованная декабристами, издавна питала пристрастие:
(Из поэмы «Наливайко»)
Мы привыкли считать, что жертвы – это обязательно «плоды деятельности» злодеев, врагов, утеснителей. Но каждая эпоха родит своих жертв и палачей. И новую диалектику этого вечного противостояния Дубов изобразил замечательно.
Существенным недостатком «Большой пайки» видится обращение к деятельности так называемых спецслужб: участие последних в судьбах героев преувеличено, приукрашено и окутано неким мистическим облаком. Может быть, автору не хватило конкретной информации и непосредственного знакомства с соответствующими персонажами? Однако, судя по продолжению «Большой пайки» – роману «Меньшее зло», Дубову удалось преодолеть эти недочеты.
Именно в «лихие 90-е» я открываю для себя три имени, три фигуры, чье творчество стало неотъемлемой частью души. Это Иосиф Бродский, Сергей Довлатов и Светлана Алексиевич.
Трудно сейчас представить, что было в моей жизни достаточно долгое время, когда я убежденно считала: Бродский – «не мой» поэт. Фотокопии отдельных стихотворений стали попадаться в руки еще с конца 1970-х; доносились вырванные из контекста строки и обрывочные фрагменты; наконец, в советских журналах эпохи гласности начали печататься подборки его стихов (далеко не всегда грамотно подготовленные). Новизна и очевидная талантливость не могли не задевать, но… по слову Пушкина, «мы ленивы и нелюбопытны». Однако незнание не избавляет от ответственности. Душевная лень, инерция прежних поэтических пристрастий и привязанностей, нежелание, а возможно, и неумение вслушаться в новый мощный поэтический голос растянули мое знакомство с Бродским на целое десятилетие.
А потом… Потом открылось, подступило, нахлынуло, захлестнуло с головой. И не отпустило доселе.
Счастье общения с Бродским вылилось в целую книгу. И, видимо, небесполезную: «Тридцать третья буква на школьном уроке, или 33 стихотворения Иосифа Бродского» изданы не только в Нижнем, но и в Москве, в издательстве «Художественная литература». Подтолкнуло меня к письменному столу ощущение невыплаченного долга, желание помочь чьей-то чужой молодости обрести радость постижения этой поэзии. Чем она меня покорила?
Прежде всего – подлинностью поэтической страсти. Бродский «не заводит» себя, чтобы добраться до сердца читателя: в этом попросту нет надобности. Редкое единство темперамента, личности, дара и судьбы позволило ему превратиться в главную фигуру поэтического пространства России последней четверти прошлого века – и после его ухода это место так и осталось вакантным. Совпадение личностных и биографических особенностей Бродского и Пушкина отмечалось многими (ослепительное начало, ранняя слава, преследование и ссылка, полное раскрытие таланта, жизнелюбие и стоицизм, преждевременная смерть), но многими и оспаривалось. Для меня это совпадение кажется не только несомненным, но и символическим: в XX веке, при всем невероятном обилии порожденных им российских поэтических имен, мало кто в такой степени, как Бродский, повлиял на тенденции развития русского стиха. А главное – так же, как у Пушкина, все, что ни происходило с ним в жизни, шло на пользу его поэзии; все самые разные и радикальные события и перемены находили адекватное воплощение и осмысление в творчестве. Взять хотя бы ссылку: Пушкин в Михайловском и Бродский в Норенской. Вяземский в ужасе, он опасается, что Пушкин сопьется, опустится, потеряет себя, – но все мы со школьных лет знаем, сколько блистательной лирики создано в эти годы. А главы «Онегина», «Борис Годунов»? Бродский в своей деревне, как и все ее жители, выходил на работу – «сеял рожь, покрывал черной толью гумна», но:
(«Сжимающий пайку изгнанья…». 1964)
Так же, как и Пушкин, он поэтически осмысливает главные проблемы жизни: свобода, государство (империя), творчество, смерть. Я уже не говорю о стихотворном памятнике, который воздвигнут Бродским главной любви его жизни – Марине Басмановой: «Новые стансы к Августе» – единственное в русской поэзии собрание из 60 (!) стихотворений, адресованных одной женщине. Не имеет себе равных его поэтическое вдумывание в опыт изгнанничества и эмиграции, философское вчувствование в трагические события столетия и в свою судьбу, разворачивающуюся на их фоне.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.