Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - [56]
Забегая вперед: в конце 1980-х и начале 1990-х, на гребне гласности, я не без удовольствия прочла массу русской эротической литературы – от Державина и Баркова до Алексея Николаевича Толстого и Эдуарда Тополя. К сожалению, удовольствие это было связано, как правило, с «телесным низом» и щекотало совершенно определенные нервные окончания, оставляя после прочтения чувство неосознанного унижения. А вот при чтении Бунина волшебным образом функционировали и верх, и низ, и чисто телесное волнение от достаточно откровенных сцен и эпизодов всегда сопрягалось с эмоциональным и душевным потрясением.
Одной из любимейших книг моих семидесятых стали «Невыдуманные рассказы» В. Вересаева. Пожалуй, страсть к документалистике и non-fiction зародилась именно тогда. Все-таки развертывание занимательной истории для прозы необходимо, а потребность в образных фиоритурах с годами слабеет. В кратких фрагментах и эпизодах нагая точность повествования сопрягалась с красочностью редких деталей портрета, жеста, пейзажа – и с глубиной мысли. Помню, особенно меня поразили вересаевские размышления о смерти как одном из самых волнующих и интересных событий жизни и его признание в том, что он ждет собственного конца как яркого и значимого приключения. Сказанное подкреплялось цитатой из «Прометея» Гёте:
Прометей.
Пандора.
Прометей.
Пандора.
Прометей.
Это достаточно редкое для русского писателя отношение к смерти стало для меня утешительным глотком свежей воды.
А «Рассказ о зеленой лошади» до сих пор восхищает живописной точностью изображения околонаучной жизни. Помню, с каким наслаждением и живым юмором мама читала вслух за одним из семейных ужинов:
…С тех пор не проходило съезда, не проходило заседания ученого общества, где бы не появлялась на трибуне маленькая фигурка пропагандиста зеленой лошади. Он был великолепен: скрестив руки на груди, стоял под бурей криков и смеха, ждал с насмешливой улыбкой три, пять, десять минут и начинал говорить о зеленой лошади. Постепенно стали появляться приверженцы его учения, – восторженные и непримиримые. Их становилось все больше. Теперь, когда их вождь появлялся на трибуне, смех, шум и возгласы негодования мешались с бурными аплодисментами.
По-прежнему спрашивали:
– Да видал ли кто когда-нибудь вашу зеленую лошадь?
Но теперь со всех концов зала раздавалось:
– Старо!
– Старо, старо!
– Придумали бы что-нибудь поновее!
Один за другим на трибуну всходили ораторы и громили заскорузлую отсталость жрецов официальной науки.
В городе стоит большое, красивое здание. На нем вывеска: «ИНСТИТУТ ЗЕЛЕНОЙ ЛОШАДИ».
Директором института состоит, конечно, он, инициатор всего дела. Под его руководством штат научных сотрудников с энтузиазмом работает над разрешением проблемы о зеленой лошади.
Несмотря на постоянно ухудшающийся слух, мне всегда было жгуче интересно общаться с людьми из самых разных социальных прослоек, лишь бы эти люди были мало-мальски расположены к общению. Обсуждалась, разумеется, и моя любимая «литературная» тематика. Сейчас, вспоминая долгие 1970-е и глухое начало 1980-х, я с радостным удивлением обнаруживаю, что самые яркие литературные впечатления этого времени примерно одинаковы у большинства советского среднего класса. Очень трудно обозначить этот последний одним словом: служащие? интеллигенция? образованный слой? Только не «образованщина», как презрительно и несправедливо заклеймил его Солженицын. Советское высшее образование, при всех его слишком хорошо известных догматических и обуживающих мир недостатках, приучало к систематической умственной деятельности, воспитывало уважение к интеллекту, к насыщенному и грамотному интеллектуальному продукту – роману, статье, стихотворению, монографии. Я сознательно не упоминаю другие виды искусства – пока речь не о них, хотя и их активное восприятие невозможно вне постоянного упражнения «воспринимающего аппарата». Да, большинству из нас не хватало независимости мышления, осознанной критичности мировоззрения, способности к самостоятельному анализу, но почва для появления и развития этих качеств вспахивалась и удобрялась…
Короче говоря, произведения, о которых далее пойдет речь, читали и помнят до сей поры почти все мои друзья и знакомые, а это достаточно широкий круг. При появлении очередной новинки о ней говорили и спорили – не так яростно и пылко, как в период оттепели, но неравнодушно и заинтересованно. Важно еще и то, что авторы появлявшихся незаурядных вещей прочно и надолго приковывали к себе читательское внимание, люди стремились прочесть все последующее.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.