Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - [55]
Репетиторство, постоянный диалог со сменяющимися поколениями подростков и, конечно, преподавание окончательно сформировали мое убеждение в непреходящей ценности и радости просветительства. Главное, чем обладает народ, – это его культура, и участвовать в ее сохранении, приумножении, активизации и честной интерпретации – высший долг интеллигента. Если я чем-то горжусь в собственной жизни, так это тем, что в меру своих сил этот долг выплачивала.
Общение с ребятами не позволяло литературным, общекультурным, политическим оценкам закостеневать, превращаться в ограниченные и смешные догмы. Каким бы преувеличением это ни выглядело, но именно преподавание во многом способствовало моему разочарованию в советском проекте. Истинных нравственных ценностей очень немного, и не стоит постоянно обновлять их вечный набор. Глухота и инертность общества гибельно отражаются на школе, и раннее разочарование молодежи – в книгах, в людях, в окружающем – верный симптом неблагополучия и грядущих перемен…
И вновь об эпохе застоя
(1972–1985)
Вернусь в 70-е годы прошлого (уже прошлого!) века. Для меня это десятилетие насыщено плотной, активной и всегда интересной профессиональной работой. Именно тогда была создана наша хоздоговорная группа при кафедре русского языка, занимавшаяся разработкой лингвистического обеспечения информационно-поисковой системы для промышленности строительных материалов – в сотрудничестве с соответствующим московским НИИ. Приходилось решать массу нестандартных лингвистических задач, причем в достаточно ограниченные сроки, не оставлявшие времени для пустых и бесплодных изысканий. Кстати, в этот период я впервые столкнулась с проблемой, актуальной и в сегодняшней России: как заставить людей активно и производительно работать? «Лошадки», вытягивающие на себе основную тяжесть, существуют в любом коллективе, но что делать с «пассивом», требующим и получающим свой кусок хлеба с маслом? Особенно трудно решить эту задачу в случае интеллектуального труда. Допустимая мера компромисса – вечный вопрос межличностных отношений, и каждый отвечает на него в соответствии со своей нравственной и эмоциональной структурой…
Не могу не пожалеть о почти полном отсутствии в русской литературе произведений «радостного делания», изображающих профессиональный труд со всем присущим ему драйвом, вдохновением, отступлениями и атаками, победами и поражениями. Из досоветского периода вспоминается только последняя часть тетралогии Н. Г. Гарина-Михайловского – «Инженеры», та часть, где из мечущегося и взбалмошного студента Темы формируется увлеченный и ответственный знаток своего дела (способный, наконец, кроме всего прочего, составить счастье любимой женщины), да, пожалуй, поиски и труды уральских камнерезов из сказов П. Бажова. Советские «производственные» романы, за редчайшими исключениями, читать было невозможно; еле-еле удалось одолеть «Цемент» Ф. Гладкова, и даже над «Дорогой на океан» Л. Леонова я клевала носом. Счастливцами оказались врачи: о них завораживающе повествовали Ю. Герман (о его трилогии смотри выше), хирурги Н. Амосов («Мысли и сердце») и Ю. Крелин («Письмо сыну. Рассказы о хирургах»). Очень нравилась мне также «Кафедра» И. Грековой; правда, нам в университете не хватало объемности в картине преподавательской деятельности. Наконец, невероятный успех романа В. Богомолова «В августе сорок четвертого…» во многом объясняется достоверным и увлекательным изображением контрразведчиков как высочайших профессионалов сыскного дела. (Читатель, я помню о страшных делах СМЕРШа, но в случае с Алехиным, Таманцевым и Блиновым речь идет о поиске подлинного врага.)
Может быть, из-за отсутствия соответствующей литературной пищи так популярен стал в конце 1970-х Артур Хейли – за его романами «Аэропорт», «Отель», «Окончательный диагноз» в библиотеках выстраивались очереди, а на книжной барахолке за них заламывали немыслимые цены. С удовольствием перечитываю его книги и сегодня: радует здоровый аппетит к жизни и работе, доскональное знание профессиональной «кухни» и способность интригующе преподнести это знание читателю. Почти сразу же у нас появился продолжатель и подражатель этой литературной линии на отечественном материале – Илья Штемлер, но его «Поезд», «Универмаг», «Архив» после первого всплеска интереса читать перестали – автору не хватало таланта и эмпатии.
Впрочем, времени на чтение «для себя» почти не оставалось, да и текущий литературный процесс баловал яркими новинками не каждый месяц и даже не каждый год. В немалой степени из-за бурных перипетий так называемой «личной жизни» чаще всего я тогда перечитывала бунинские «Темные аллеи», которые доставляли просто физическое наслаждение пылкой, одновременно скупой и пышной красочностью письма и психологической убедительностью в изображении «рокового поединка» влюбленных. Невозможно да, наверное, и не нужно художнику отвечать на вопрос «что есть любовь», для каждого она своя. Но если «не бывает любви несчастливой» (как оптимистично утверждала Юлия Друнина), то счастливой любви не бывает тоже: она неизбежно иссякает, превращаясь во что-то другое. Понять, уберечь, сохранить это «другое» удается единицам.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.