Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - [44]
Печально.
Собственно, мой ужас перед шквалом безграмотности не угасает до сих пор. Это неуважение к своей культуре, это отсутствие чувства собственного достоинства, это агрессивное языковое хамство по отношению к грамотному собеседнику или читателю удручают и не перестают удивлять. Неужели понадобится еще одна ликвидация неграмотности во всероссийском масштабе, подобная уже состоявшейся – тоже в 20-е годы, но прошлого века? А ведь вполне реальная перспектива.
На вступительной лекции к своему курсу «Методика преподавания русского языка» я говорила студентам: «Главная ваша задача – научить своих питомцев читать, писать и говорить, и именно в этой последовательности». Казалось бы, просто, но в каждом поименованном глаголе скрыто достаточно сложное и глубокое содержание. Умение читать, разумеется, не сводится к умению складывать буквы в слова, а слова в предложения (этим навыком владел, как известно, еще гоголевский Петрушка). И учителям, и неравнодушным родителям стоит вдуматься в компоненты читательского мастерства.
– Учить читать необходимо на материале не только и не столько художественных текстов (ведь вашим подопечным придется иметь дело в первую очередь не с ними), сколько текстов публицистических, научных, деловых, текстов разных стилей и жанров, в том числе и текстов, представленных в электронной репрезентации (интернет!).
– Главная задача читающего – извлечь из текста информацию, и способ этого извлечения в значительной степени определяется ее семантикой: научная информация коренным образом отличается от художественной; социальная информация не совпадает с бытовой; существует и феномен информации эмоциональной – результата знакомства с эмоциональным опытом человечества.
– Извлеченную информацию каждый структурирует в соответствии со своими личными потребностями, и это тоже во многом определяет характер чтения: человек по-разному читает учебник для подготовки к уроку; газету или новостную ленту для ощущения пульса времени; инструкцию к новокупленному гаджету; наконец, «Евгений Онегин» и «Записки о Шерлоке Холмсе» тоже читаются по-разному.
– И напоследок главное. Если чтение не доставляет радости, удовольствия или хотя бы удовлетворения, задача воспитания читателя никогда не будет решена. Все мы помним пушкинское: «Над вымыслом слезами обольюсь». Но заплакать от эмоционального потрясения можно и над научной статьей, и над журнальным очерком.
Несколько слов о своих занятиях по подготовке к сочинению. Безусловно, первой задачей было заставить прочитать необходимый минимум произведений: учителя на уроках литературы этого добивались далеко не всегда. У меня много претензий к школьной литературной программе, но XIX век в ней представлен очень и очень неплохо, особенно проза. (Поэзию стоило бы репрезентировать по-другому, особенно в жанровом отношении. Скажем, для подростков количество предлагаемой пейзажной лирики чрезмерно и совершенно не соответствует их психологической структуре.) Пробуждать интерес к классике приходилось самыми разными способами: и чтением вслух небольших отрывков, и советами посмотреть соответствующую экранизацию или спектакль, и ссылками на авторитет известных личностей, и показом иллюстраций… Но больше всего помогал просто живой разговор о книге и пробуждение в душе ребенка всевозможных ассоциаций: с уже знакомыми ему книгами, произведениями искусства и культурными фактами; с окружающей действительностью; с недавней историей страны; наконец, с его собственной жизнью, жизнью родных и близких, с ним самим как личностью.
Помню, никак не удавалось заинтересовать одного парнишку текстом «Вишневого сада». А на дворе стоял конец 1980-х, перестроечное время, горячее и живое. Я рассказала ему об одной московской постановке чеховской пьесы, где Аня красовалась в красной рабочей косынке, а ее дуэт с Петей Трофимовым ощутимо окрашивался в грозовой цвет 1905 года, со всем романтизмом и жестокостью последнего – вплоть до того, что у Пети обнаруживался припрятанный револьвер. Мальчишка оценил многозначность чеховского текста, заманчивые возможности разных интерпретаций, и задачка решилась: прочел.
Но прочитать – полдела. Нужен анализ прочитанного! Правда, здесь уже легче, потому что у подростка включается азарт личного поиска. Главное для репетитора, успевшего завоевать доверие ученика, не испугаться неожиданных толкований и не оттолкнуть подростка высокомерным пренебрежением, даже обнаружив что-то наивно-смешное или неприемлемое для себя. Однажды, например, я услышала следующую трактовку образа Катерины из «Грозы» Островского: «Наталья Юрьевна, а в чем трагедия? Чего ей не хватало? Муж есть, любовник есть, материально все благополучно… Зачем было в Волгу-то сигать?»
Пожалуй, высший пилотаж в искусстве обучения интерпретации – научить не только отвечать на заданные вопросы, но и ставить эти вопросы самому. В сущности, искра творчества есть в любом нормальном ребенке, но увидеть ее, попытаться раздуть, подбросить дровишек дано далеко не каждому. Да и получается не с каждым.
И наконец, основной этап – обучение собственному креативному письму. Самое страшное и непростительное, на мой взгляд, это копирование готовых образцов, к чему навязчиво толкает общение с интернетом. Речевая беспомощность сегодняшнего молодого поколения во многом является следствием информационно-коммуникационной революции. Но оставлять ребенка один на один с белым листом бумаги тоже нежелательно. Выход мне видится в совместном обдумывании, структурировании и планировании будущего текста. Кластер, подробный план, конспект! Конечно, на первых порах все это составляется вместе с ребенком, но постепенно он учится самостоятельным соответствующим действиям. Развернутый план помогал всем моим ученикам без исключения и, что немаловажно, воспитывал у них логическое мышление, качество которого за последние годы ухудшилось просто катастрофически. Если что и вводить дополнительно в школьную программу, так это курсы логики и психологии, хотя бы полугодовые. Кстати, в советской школе 1950-х годов они присутствовали.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.