Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - [42]
(«Шестидесятники развенчивать усатого должны…»)
Подписываюсь под каждым словом. И надеюсь, что продолжила эти заветы – как могла.
Не сосчитать любимых песен, которые напевались сами – и в горе, и в радости, и в раздумьях. Помню, в очень нелегкую для нас обеих пору мы с сестрой Верочкой коротаем ненастный ноябрьский вечер, и с пластинки обволакивает любимый баритон:
(«Песенка о Моцарте». 1969)
Что тут скажешь? Только адресуешь певцу его же слова:
(«Он наконец явился в дом…»)
Кстати, в творчестве Окуджавы сложился необыкновенно привлекательный образ Пушкина (к помянутым образам я всегда была неравнодушна):
«Счастливчик Пушкин» (1967) стал одним из любимых моих стихотворений.
Со временем я начну понимать, что психотерапевтический эффект песен Окуджавы 1960-х годов для многих превратится в наркотический уход от действительности. В одном из лучших фильмов 1980-х, «Плюмбум, или Опасная игра» В. Абдрашитова, «Старинную студенческую песню» самозабвенно распевают родители главного героя – опасно запутавшегося в жизни подростка, совершенно не понимая его озлобленных душевных метаний и, что хуже всего, не подозревая о них. Даже в вечных истинах полезно время от времени сомневаться. Но как раз эти сомнения чем дальше, тем чаще одолевали Окуджаву. Он все понимал о «Римской империи времени упадка» и еще в рубежном 1968 году заметил, что государства
(«Вселенский опыт говорит…». 1968)
Как будто о нашем времени, которое – увы – мало чему научилось у полузабытого прошлого.
Сейчас все настойчивее думается, что двухсотлетнее существование русской интеллигенции подошло к концу. Вряд ли такой поистине уникальный феномен повторится в нашей истории. С горечью вспоминаю, как в разгар 1990-х на одном из именинных застолий я обмолвилась о своей надежде, что мой сын вырастет русским интеллигентом. Окружающие, кстати, промолчали. Сбылось – он русский интеллигент. Но принесло ли это ему счастье?
Трагическую и все же завидную участь эту раньше и горше многих прочувствовал Окуджава, который в конце 1960-х написал:
(«Решайте, решайте, решайте…»)
Вечные истины, о которых он не уставал напоминать, помогут Окуджаве трезво отнестись к обольщениям и потрясениям 90-х годов прошлого века (которые, несмотря ни на что, я считаю лучшим временем своей жизни). Он предупреждает в 1991 году:
(«Власть – администрация, а не божество…»)
В 1995 году с горечью и болью признается:
(«Меня удручают размеры страны проживания…»)
Начиная с двухтысячных, все чаще меня тревожат мысли о нашем национальном характере. Растет пристрастие к документалистике, мемуарам, воспоминаниям. Кто мы? Что мы? Зачем? Словом, «не дайте помереть дурой»…
Авторская песня заставила по-новому услышать поэтическое слово, оценить прелесть и увлекательность словесных масок, почувствовать невидимый словесный жест. После звучащих текстов Галича, Высоцкого, Окуджавы все меньше тянуло вчитываться в современных поэтов. До ослепительного Бродского не могу припомнить никого, кто бы надолго приковал к себе внимание. Разве Самойлов и Чухонцев… Но они появились в моем читательском обиходе позже.
Больше такой всенародной популярности авторская песня не знала. Ни Виктор Цой, ни пресловутый БГ (Борис Гребенщиков), ни Егор Летов, ни Юрий Шевчук не подошли даже к подножию тех высот. Трудно сказать, в чем тут дело. Ведь не только и не столько в мельчании талантов. В атомизации общества? В постепенном иссякновении интереса к искусству? В понижении качества вербального общения? А может быть, страшно додумать, в оскудении нации?
Но «не будем о грустном». Вернемся в начало семидесятых – в 1971 году я кончаю университет.
Чем еще были окрашены книжные поиски и находки моей молодости? Очень много времени и душевной энергии отнимала научная литература: практически сразу после вуза я начала работать над кандидатской диссертацией. Помню собственный восторг и изумление над страницами опоязовцев – В. Б. Шкловского, Ю. Н. Тынянова, Б. А. Ларина и других. Загадка поэтического и – шире – художественного слова не разгадывалась до конца, но становилась объемнее, шире, обрастала массой дополнительных вопросов. Увесистый том «Русского языка» В. В. Виноградова заставлял возвращаться к себе вновь и вновь, подталкивая к анализу не только и не столько лексики, сколько морфемных, морфологических и синтаксических оттенков. Виноградовских штудий я перечитала множество, широта и глубина его научных интересов завораживали. Виктор Владимирович был научным руководителем моего шефа – Б. Н. Головина. Помню его слова: «После фронта я – бывший пулеметчик – не страшился ни бога, ни черта. Но академика Виноградова я боялся…»
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.