Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - [46]
Но в Михайловском, в 26 лет, в знаменитом стихотворении «19 октября» обнаружится подлинный Пушкин:
В конце концов, пробужденные лирой «чувства добрые» поэт поставил на первое место в перечислении своих заслуг в знаменитом и вещем «Памятнике».
Очень редко сочетаются в человеке безудержная любовь к жизни и подлинное бесстрашие перед ней. В Пушкине сочетались. Он избежал печально распространенного среди российских литераторов коленопреклонения перед русским народом; вспомним «Бориса Годунова», сцену его призвания на царство:
Один
Другой
Первый
Второй
Знаменитая ремарка «Народ безмолвствует» означает не только ужас народа перед убитыми Марией и Федором Годуновыми, но также его неспособность наказать убийц…
Бесстрашие перед народом, бесстрашие перед царем, бесстрашие перед собственными грехами («Но строк печальных не смываю…»), бесстрашие перед кровавой русской историей, бесстрашие перед участью человеческой – вспомним строки, потрясшие Солженицына:
(«К Вяземскому». 1826)
Наконец, бесстрашие перед смертью:
(«…Вновь я посетил…». 1835)
Казалось бы, нет в русской поэзии большего поклонника свободы:
(«(Из Пиндемонти)». 1836)
Но кто, как не Пушкин, так понимал необходимость русской государственной мощи, необходимость, часто обреченную на непонимание и осуждение:
(«Клеветникам России». 1831)
Мне хотелось донести до ребят глубокую и оправданную, диалектическую противоречивость Пушкина и в то же время незыблемость его глубинных нравственных принципов. Если вступают в непримиримый конфликт долг и чувство («Капитанская дочка»), то самый верный проводник – честь, которую, как известно, надо беречь смолоду… и которую (увы) каждый понимает по-своему.
Опыт моих долгих литературных разговоров со старшеклассниками обнаружил, что Пушкин и Лермонтов редко оказываются в одном круге предпочтений: обычно влюбляются либо в одного, либо в другого. Лермонтов чаще становился кумиром мальчишек, которые с упоением цитировали «Мцыри», восхищались Печориным и ломающимися голосами повторяли:
(«Как часто, пестрою толпою окружен…». 1840)
Злая и горькая безжалостность юного Лермонтова к человеческим порокам заразительна; неотразимо действует на читателя и спокойное презрение таких вещей, как «Дума», проникающих в самую суть и сердцевину «застойных» времен. Врезалось в память чтение этого стихотворения Олегом Далем, одним из любимейших актеров 1970-х. В его исполнении каждое лермонтовское слово прямо соотносилось с нашей действительностью, а от трагически опустошенных глаз просто некуда было деться.
Стремительное взросление Лермонтова, человеческое, поэтическое и гражданское, доселе изумляет внимательного читателя, и особенно впечатляют результаты этого возмужания: безжалостность к женщине сменяется пониманием и мягким сочувствием; брезгливое презрение к большому свету начинает сочетаться с постижением бесконечно обаятельного русского национального характера и непоказным патриотизмом; юношеский вызов небесам уступает место подлинной и глубокой религиозности. До сих пор непонятно, как двадцатитрехлетний юноша смог дать такую исчерпывающую формулу человеческого счастья:
(«Молитва». 1837)
Суть этого взросления души и хотелось передать ученикам.
Подростковому и юношескому сознанию с большим трудом дается освоение абстрактных гуманитарных понятий, и текст «Мертвых душ» очень помогал мне иллюстрировать переход гиперреалистического письма в сюрреализм и чистейший абсурдизм. Абсурд как средство художественного воздействия – одно из главных потрясений внимательного читателя гоголевской эпопеи. В сущности, Гоголь был предтечей современного постмодернизма, и мне всегда хотелось донести это до учеников, еще и потому, что, как правило, осознавшие эту истину с новым тщанием впивались в строки едва ли не двухсотлетней давности. Чего стоит одно лишь знаменитое колесо из разговора двух мужиков на первой странице! Почему привлекают внимание к бричке даже не ее колеса (которых, как известно, четыре), а лишь одно Колесо, которому вдобавок приписывается магическое свойство в одиночку доехать до Москвы? Почему оно «в Москву доедет», но в Казань – ни за что? Зачем бричке встретился подробно описанный «молодой человек в белых канифасовых панталонах», напрочь исчезнувший из дальнейшего повествования? И так далее, и тому подобное.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.