Книга за книгой - [11]

Спасибо, сказал он, глядя на меня — солдаты уже ушли, переложив его на кровать.

Есть хотите?

Нет, сказал он. Но спасибо, что спросили.

Голос низкий и слабый.

Я загляну к вам скоро, сказала я. Пить захочется, вода на столе.

Пожалуйста, говори мне «ты», попросил он. Я гость в твоем доме. И твой пациент.

Ладно, сказала я.

И пошла заниматься своими делами. Но что-то смутно меня беспокоило. Присутствие чужого человека все меняло, центр жизни внезапно переместился в старую спальню.

Как он там? — спросил Ивар за ужином.

На вид слабый, сказала я.

Говорят, идет на поправку.

И тощий.

Тогда откармливай его.

Когда я сгребла навоз в подвале, задала сена коровам и подоила их, я прижалась к Розе и похлопала ее. Она повернула морду и посмотрела на меня коричневыми, бездонными глазами. Я прижала к ней ладони и стояла так, чувствуя тепло большого горячего тела. Потом пошла на кухню, собрала на поднос ужин и понесла ему.

Он спал, когда я вошла, но открыл глаза, когда я поставила поднос рядом с кроватью.

Принесла тебе ужин, сказала я.

Спасибо, сказал он и чуть приподнялся.

Извиняюсь за запах, я только из хлева.

Он улыбнулся.

Если ночью что понадобится, стучи в стенку, сказала я, мы за стеной спим.

Вряд ли понадобится, сказал он. А можешь… помочь мне немного?

Он отвернулся, чтобы спросить об этом. Он что ли на горшок ходит?

С ванной, сказал он.

Я покраснела.

Чем помочь? — спросила я быстро.

Довести. Ладно?

Он улыбнулся.

С остальным я сам справлюсь.

А, ну так могу, сказала я.

Он с трудом сел, спустил ноги на пол. Я взяла его под руку, он медленно встал на ноги и мы пошли: через комнату, по коридору, в туалет. Шаг за шагом, с остановкой — он привалился к дверному косяку, я испугалась, как бы на пол не рухнул. Я как будто старика вела.

В комнате подожду, сказала я, когда мы доплелись до ванной. Скажи, когда пора будет обратно.

Он кивнул, дверь щелкнула и закрылась у меня за спиной.

Я задернула занавески, поправила в вазе цветы, остановилась перед маминой вышивкой — олени на лугу, она висела над кроватью всегда, сколько я себя помню.

Юханна, позвал он оттуда.

Я вернулась за ним и довела его до кровати. Лицо у него было бледное и влажное, с тонким слоем испарины.

Ты мне очень помогла, сказал он. Мне неловко, что со мной столько хлопот.

Да не переживай, сказала я, нам за тебя платят.

Пока шла в наш дом, все думала, зачем я это сказала. Хотя — чистая правда. Он немецкий солдат, не друг и не родственник, нам просто деньги нужны. Пусть знает.

Утром я проснулась рано и с предвкушением, что меня ждет сегодня что-то приятное. На душе было радостно. Ничего подобного я не испытывала уже несколько лет. Но тут до меня дошло, что радость-то моя яйца выеденного не стоит, всего и делов, что пациент в доме за стенкой, и я расстроилась. Это до чего ж унылая и тоскливая у меня жизнь, что даже появление больного ее скрасило.

Управившись в хлеву, сделав ребятам бутерброды с собой и выставив их в школу, я понесла ему завтрак. Пожелала доброго утра, поставила поднос на столик у кровати и уже собиралась взять вчерашний поднос и уйти, как вспомнила, что опять должна помочь ему с туалетом.

Он, видимо, все понял. Кажется, он раньше меня сообразил, что за мысль меня мучает.

Я наклонилась к нему, подхватила под спину и помогла сесть. Вчера он сам поднялся, но с непомерным усилием. Потом взяла его под руки, и он встал.

Медленно и молча мы пошли.

Можешь приходить, сказал он, когда управился.

Что он не назвал меня по имени, тенью легло на сердце.

На улице в воздухе уже была весна. Западный ветер стих, пришло тепло, снег стаял, остались только бурые пятна в канавах и по северным склонам. Ребята перестали ходить в зимних ботинках, я смазала их жиром и положила на чердак к зимней одежде.

Уход за пациентом быстро стал привычным делом. Мы мало разговаривали в первую неделю, я старалась управиться споро и скоро, пусть знает, что у меня нет на него времени помимо необходимых процедур. Он смотрел, как я вожусь в комнате, часто с улыбкой на губах. Я ему нравлюсь, бывало, думала я, но всякий раз говорила себе, что еще бы, он тут кукует целый день один, конечно, мои визиты для него желанное развлечение. Вечером третьего дня я нагрела в ванной воды и принесла в комнату таз, мочалку, мыло и полотенце.

Тебе надо помыться, сказала я.

Ага, только и сказал он.

Я расстегнула ему пижамную куртку и стянула ее, как я всегда раздевала детей, намочила мочалку и приложила ему к тыльной стороне ладони.

Не горячо?

Нет. Очень хорошо.

Я еще раз опустила мочалку в воду, намылила и стала его мыть. Он закрыл глаза. Мытье меня заранее пугало, и я радовалась, что он на меня не смотрит. Я подняла ему руку, чтобы помыть со всех сторон. Он лежал тихо-тихо. Вытерла грудь полотенцем, сняла с него штаны, вымыла бедра и промежность, вытерла, натянула штаны обратно. И только когда его одела, он открыл глаза.

Спасибо, сказал он, так я чувствую себя гораздо лучше.

Ты скоро сможешь мыться сам, сказала я, выпрямилась, взяла таз, мыло-полотенце и отнесла в ванную.

Но после этого мне захотелось побыть одной. В душе как будто образовалось пространство, которое я хотела от всех оградить.