Книга юности - [44]
— Зачем? — удивился я.
— Копай, раз тебе хозяин приказывает.
Я начал копать и на глубине двух лопат наткнулся на жестяную коробку. В ней хранились деньги Григория Федотовича. Он отсчитал нужную сумму, положил в карман.
— Теперь закапывай.
— Григорий Федотович, — сказал я с отчаянием в голосе, — ну зачем вы мне показали эту коробку, да еще перед самым отъездом!
— А что, на себя не надеешься? — усмехнулся он. — А я вот надеюсь, имею доверие к тебе.
— Да вы меня только со вчерашнего дня и знаете. Может, я жулик какой-нибудь, вор?
— До вора форменного, который в законе, тебе как до неба, — внушительно сказал Григорий Федотович. — Порода не та. В жулики тоже не годишься по слабости характера. Землю-то, землю притопчи, разровняй, чтобы неприметно было.
— Лучше бы вы свои деньги положили на книжку. Он строго остановил меня.
— А это дело не твое. Слушай сюда. В коробке лежит записка насчет денег — куда их определить на случай, ежели со мной что приключится. Понял?
— А что может с вами приключиться?
— Разное бывает.
И он ушел на вокзал, оставив меня терзаться над коробкой с деньгами. Я и терзался, мне все думалось, не подсмотрел ли кто-нибудь в щелку балагана, когда я выкапывал и закапывал. Часа в три ночи я встал, вышел на воздух. Поздний осенний рассвет еще не начинался, ярмарка спала без огней, в безмолвии. Тянул ветерок, холодный, острый, с напоминанием о близкой зиме. Гряда тополей, окаймлявших ярмарку, виднелась темно и слитно, а в небе над нею горели звезды, уже по-зимнему яркие. И вокруг ни души. Я вернулся в балаган, выкопал яму в другом месте, перепрятал коробку. Так-то надежнее, лучше, никто не мог подсмотреть.
Утром началась моя работа, в шапке с подвешенной сзади железкой, в ватнике с деревянной спиной я, так же как Григорий Федотович, бегал пригнувшись, слыша над собою тонкий писк пуль.
Через два дня вернулся Григорий Федотович с патрончиками, вернулся хмурый, чем-то встревоженный. Со мною почти не разговаривал, уходил из балагана утром, приходил вечером, молча принимал деньги, не пересчитывая. Какая-то непонятная мне тоска темной водой стояла в его глазах. Я не расспрашивал, он благодарно ценил мою сдержанность. Мы жили молчаливо, но дружно.
Прошло недели три. За это время я все-таки поймал одну пулю в ногу на три миллиметра под кожу и ходил к фельдшеру, узнал его ужасный крючок. А в остальном тир наш работал бойко, доходы росли.
Прервалось все это самым неожиданным образом — однажды утром, еще до открытия тира, к нам в балаган пришли два милиционера, один русский, с револьвером на боку, а второй узбек, с винтовкой.
— Здравствуйте вам, — сказал русский. — Хозяин кто будет?
— Я хозяин. — Григорий Федотович выступил вперед. — Вы насчет мишеней? Так ведь ничего особенного, гражданин начальник. Вот если бы я похабные карточки показывал в стереоскоп, как другие на ярмарке, тогда понятно. А то мишени жестяные…
— Какие там еще мишени, — ответил милиционер. — Мы по другому делу. Значит, вы хозяин. Ваша Фио как будет?
— Что такое? — не понял Григорий Федотович.
— Фио. Ну Фамилия, имя, отчество. Что? Ксенофонтов Григорий Федотович… А может, другая Фио? — Медленная усмешка потянула толстые губы милиционера. — К примеру, Павлов Иван Максимович.
Никогда я не видел, чтобы человек в одну секунду так изменился. Григорий Федотович (или Иван Максимович — теперь я не знал, как его называть) мутно пожелтел и долго молчал, без кровинки в лице. Выжидательно молчал и милиционер.
— Что ж, — сказал наконец Григорий Федотович. — Ваша взяла. Пойдем…
У выхода из балагана он обернулся ко мне.
— Ты здесь поглядывай. Про записку, что я тебе приказывал, не забудь.
— Про какую записку? — строго спросил милиционер.
— Да это, чтобы число выстреленных патрончиков записывать, — выручил я хозяина.
— Это можно, — сказал милиционер. — Валяй, записывай!
И они ушли — Григорий Федотович в середине, заложив руки за спину, один милиционер впереди, второй, с винтовкой наперевес, позади.
Арестовали… За что, за какое преступление? Но Григорий Федотович ждал этого ареста, поэтому и был так хмур, тревожен, молчалив со мною. Поэтому и сказал мне о коробке с деньгами, о записке в ней. Тут я сообразил — обыска ведь не было, могут вернуться, обыскать балаган! Я схватил лопату, быстро выкопал коробку, достал деньги, записку. Пересчитал — тысяча сто тридцать восемь рублей крупными бумажками по три, пять и десять червонцев. В записке содержалась просьба передать деньги Павловой Галине Михайловне, город Бузулук, Советская улица, дом 19. Значит, правильно, на самом деле он Павлов, а не Ксенофонтов. Женат и скрылся из Бузулука. Что он мог натворить в Бузулуке?
Я закопал пустую коробку обратно в яму, притоптал землю, запер балаган, положил ключ в условленное место, известное только нам двоим, и ушел с чужими деньгами в кармане.
Не зря, не зря укорял я Григория Федотовича — зачем он сказал мне о своей коробке, о записке. Как было бы хорошо ничего не знать о них! Я бродил по Андижану, и чужие деньги жгли меня. Сначала я хотел сразу пойти на почту и перевести их телеграфом в Бузулук Галине Михайловне. Потом передумал: деньги могут перехватить, если не здесь, то в Бузулуке, — недаром он пишет «передать», а не «переслать». Черт побери, неужели придется ехать в Бузулук? Там, поди, уже снег, а у меня ни зимнего пальто, ни шапки, ни валенок. Это все можно, положим, купить из этих же денег, поскольку поездка в Бузулук предпринимается ради Галины Михайловны… Здесь мои мысли отвлекались в сторону: очень эффектно будет послать домой в Коканд телеграмму из Бузулука — смотрите, мол, куда меня занесло! Но, может быть, меня уже ищут? Может быть, произвели обыск, нашли пустую коробку? Да нет, откуда они могут знать о ней? А может быть, Григорий Федотович показал на допросе? Ведь тогда меня сочтут вором!
Пятый десяток пошел Ходже Насреддину. Он обзавелся домом в Ходженте и мирно жил со своей женой и семью ребятишками. Его верный спутник в былых странствиях – ишак – тихо жирел в стойле. Казалось ничто, кроме тоски по былой бродячей жизни, не нарушало ставшего привычным уклада.Но однажды неожиданная встреча с необычным нищим позвала Насреддина в горы благословенной Ферганы, на поиски озера, водой которого распоряжался кровопийца Агабек. Казалось бы, новое приключение Ходжи Насреддина… Но на этот раз в поисках справедливости он обретает действительно драгоценное сокровище.Вторая книга Леонида Соловьева о похождениях веселого народного героя.
Есть книги, которые становятся подлинно народными. Их читают с увлечением люди разных возрастов и разных характеров, читают, улыбаясь и хохоча, чтобы вдруг задуматься, взгрустнуть и понять то, что не приходило им в голову раньше. К числу таких славных и мудрых книг относится «Повесть о Ходже Насреддине» — Главная книга писателя Леонида Соловьева, удивительный сплав сказки, были и философских мечтаний, воплощенных в земные образы.
Драматургическая дилогия Виктора Витковича и Леонида Соловьева «Здравствуй, Ходжа Насреддин» включает пьесы «Веселый грешник» и «Очарованный принц». Их герой, известный персонаж восточных легенд Ходжа Насреддин – защитник бедняков и достойный противник хитроумных мошенников «с положением». Первая часть дилогии отличается остроумием, добрым и жизнерадостным настроением, вторая написана в несколько ином, более философском стиле.
«Мир приключений» (журнал) — российский и советский иллюстрированный журнал (сборник) повестей и рассказов, который выпускал в 1910–1918 и 1922–1930 издатель П. П. Сойкин (первоначально — как приложение к журналу «Природа и люди»). С 1912 по 1926 годы (включительно) в журнале нумеровались не страницы, а столбцы — по два на страницу (даже если фактически на странице всего один столбец). Однако в номерах 6, 7, 8 и 9 за 1926 год было сделано исключение для романа «Нигилий», текст которого печатался на полную страницу.
«…Далекий гул, что слышал ночью Прохор Матвеевич, трясясь в кузове полуторатонки, возвестил о близости Севастополя: то ревели наши и немецкие пушки. Глухой и ровный гул шел, казалось, из самых недр земли, сотрясая ночь. Придерживаясь за крышу кабинки, Прохор Матвеевич встал и осмотрелся. Все было темно кругом, грузовик шел долиной. И еще много раз вставал Прохор Матвеевич, придерживаясь за крышу кабинки, и по-прежнему ничего не мог рассмотреть в темноте. Но когда машина, тяжко рыча, взобралась на подъем, он, и не вставая, увидел зарево – неровное полукольцо бледного, летуче-зыбкого света от орудийных залпов на фоне дымного багрового тумана.– Огня-то, огня! – сказал соседу Прохор Матвеевич.И с дрогнувшим сердцем услышал в ответ:– Горит Севастополь!.
Ходжа Насреддин, веселый бродяга тридцати пяти лет от роду, в зените своей славы возвращается в Бухару. Он остр на язык и гибок умом, он любит простых людей и ненавидит несправедливость. Недаром от одного его имени трепещут правители средней Азии.Но в родном городе его не ждет спокойная жизнь. Эмир Бухары и его приближенные не дают жизни своим подданным.Первая книга Леонида Соловьёва о похождениях веселого народного героя, основанная на народных анекдотах о великом защитнике простого люда Ходже Насреддине.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.