Книга воспоминаний о Пушкине - [70]

У Пушкина была книга, в которую он записывал наскоро анекдоты, разные заметки о городских новостях и пр. Многие видели эту книгу и были, без сомнения, поражены странною случайностью. Под каким-то числом, помнится 1833 года в книге этой записано Пушкиным короткое известие: «Сегодня приехали сюда два француза: Дантес и д‘Аршиак»[539]. Подобных заметок там не встречается и непонятно, как пришло в мысль Пушкину записать подобную мало-интересную новость. По странной случайности, внимание его обратилось за несколько лет до поединка на прибытие в Петербург, приехавших туда вместе, двух иностранцев, из которых один был второстепенный чиновник посольства, а другой безвестный искатель фортуны, и из которых одному суждено было убить его, а другому быть свидетелем этого ужасного события.

Известно, что Пушкину ещё смолоду предсказала гадальщица Кирхгоф, что он погибнет от белого человека. По непонятной игре случая Дантес был вполне «белым человеком», физически и даже политически: он был блондин, кавалергард (следовательно ходил в белом мундире) и легитимист (цвет кокарды, служащей отличием этой партии, белый).

П. В. Анненков говорит (Соч. Пушкина, 1855 г., т. 1, стр. 427), что в день поединка свидетели везли противников на место дуэли чрез место публичного гулянья, останавливались, роняли нарочно оружие и пр., надеясь ещё, что общество вступится в дело и помешает дуэли, но что всё было тщетно. Я был в это время очень молод и сам был тяжко болен, едва возвращённый к жизни стараниями незабвенного Н. Ф. Арендта[540]. Поэтому от меня скрывали в течение двух дней несчастье, случившееся с Пушкиным, боясь огорчить меня и повредить моему выздоровлению. Но, узнав наконец дело, я по горячим следам слышал много подробностей о происшедшем, которые пополнялись впоследствии новыми доставленными известиями. Неоднократно слышанный мною от покойной графини А. К. Воронцовой-Дашковой[541] рассказ об этом роковом дне остался, между прочим, жив в моей памяти. Эта прелестная и любезная женщина, слишком рано покинувшая свет, которого была истинным украшением, не могла никогда вспоминать без горести о том, как она встретила Пушкина, едущего на острова с Данзазом и направляющихся туда же, Дантеса с д'Аршиаком. Она думала, как бы предупредить несчастие, в котором не сомневалась после такой встречи, и не знала как быть. К кому обратиться? Куда послать, чтоб остановить поединок? Приехав домой, она в отчаянии говорила, что с Пушкиным непременно произошло несчастие, и предчувствие девятнадцатилетнего женского сердца не было обманом. Вот новое доказательство до какой степени в петербургском обществе предвидели ужасную катастрофу; при первом признаке её приближения уже можно было догадываться о том, что произойдёт.

Домашний доктор Пушкина, покойный И. Т. Спасский, лечил в то время и меня, будучи нашим домовым медиком. Он тогда же подарил мне составленное им рукописное описание кончины Пушкина, послужившее отчасти материалом для известного письма Жуковского и напечатанное мною в Библиографических Записках 1859 года[542]. Очень помню, что Спасский в то же время привёз мне только что вышедшее тогда миниатюрное издание «Онегина»[543] и с чувством перечитывал конец шестой его главы. Тут же Спасский сказал мне, что раненый Пушкин как-то заметил ему, что цифра 6 для него несчастна. Горе его началось в 1836 году, когда ему исполнилось 36 лет, а жене его 24 (2 + 4 = 6); 6-я глава «Онегина» заключала в себе как бы предчувствие о собственной кончине поэта и пр. Стало-быть печальная параллель между ним и Ленским приходила на мысль самому умирающему Пушкину.

Не многим, вероятно, известны обстоятельства выноса и отпевания тела Пушкина. Вечером 31 января, на последней панихиде, бывшей в доме Пушкина, условлено было, что тело вынесут на другое утро в Адмиралтейскую церковь и будут там отпевать его. Все были приглашены туда. Вдруг, часу в третьем ночи, прислано было через графа Бенкендорфа[544] повеление, чтобы тело было перенесено из дому немедленно же и притом не в Адмиралтейскую, а в Конюшенную церковь. Это и было исполнено сейчас же, в присутствии немногих друзей семейства, проводивших последнюю ночь при теле поэта, и в сопровождении присланной нарочно на место многочисленной жандармской команды. Утром многие приглашённые на отпевание и желавшие отдать последний долг Пушкину являлись в Адмиралтейство, с удивлением находили двери церкви запертыми и не могли найти никого для об‘яснения такого обстоятельства. В это время происходило отпевание в Конюшенной церкви; куда приезжавших пускали по билетам, а затем тело Пушкина было поставлено в склеп Конюшенной церкви и в ту же ночь повезено оттуда в Святогорский монастырь в сопровождении А. И. Тургенева[545].

В вышедшей брошюре есть об‘яснение некоторых обстоятельств, о которых существуют только намёки в прежних статьях о смерти Пушкина, в которых до 1855 года не упоминалось о поединке, как будто бы его вовсе и не было так, например, читатели узнают из неё, что Арендт привозил раненому Пушкину записку от покойного императора Николая, и познакомятся с содержанием этого любопытного автографа, который, впрочем, не сохранился, потому что Арендт должен был отвезти его обратно (стр. 31), получив от государя приказание, чтобы по прочтении эта записка была ему возвращена и таким образом убедительные просьбы Пушкина о том, чтоб она была ему оставлена, не могли быть исполнены Арендтом.