Книга таинств Деливеренс Дейн - [3]

Сейчас, спустя четыре часа после обеда с Томасом, Конни сидела за полированным столом из красного дерева в темной уютной аудитории на историческом факультете Гарвардского университета. Уже три часа она отвечала на вопросы четырех профессоров. Девушка устала, но от адреналина чувства обострились.

Ей вспомнилась бессонная ночь в колледже, когда она заканчивала последнюю главу диплома. Изнеможение и умственная активность странным образом слились воедино. Колючий шов на шерстяной юбке, резиновый привкус во рту от сладкого кофе — любые мелкие ощущения мешали и отвлекали от мысли. Но сознание отбрасывало их за ненадобностью. Невозможно было избавиться лишь от страха.

Конни посмотрела на Чилтона.

В аудитории стояли только старый длинный стол и несколько стульев, обращенных к доске, седой от въевшегося за много лет мела. Позади Конни висел потемневший от времени и забвения портрет пожилого мужчины с белыми бакенбардами. Грязное, закрытое ставнями окно почти не пропускало послеполуденное солнце. В единственном луче, пробивающемся в комнату, парили пылинки. Лица членов комиссии были освещены сбоку, от носа до подбородка. С улицы доносились юные голоса и смех студентов.

— Мисс Гудвин, — обратился к Конни профессор Чилтон. — У нас к вам один последний вопрос.

Он подался вперед, и солнце залило его седые волосы, превратив в сверкающую корону. Аккуратно сплетя пальцы, под стать идеально ровному узлу на галстуке, он произнес:

— Не могли бы вы в краткой и продуманной форме изложить комиссии историю ведьмовства в Северной Америке?

Специалист по истории колониальной Америки должен живо представлять себе давно ушедшую эпоху во всех подробностях социальной, религиозной и экономической жизни. Во время подготовки к экзамену Конни среди прочего заучивала, как солится свинина, как используется в качестве удобрения помет летучих мышей и как соотносятся при обмене черная патока и ром.

Ее соседка по комнате, Лиз Дауэрс, высокая стройная блондинка в очках, изучавшая средневековую латынь, однажды услышала, как Конни зубрит библейские вирши, часто встречающиеся в книгах восемнадцатого века по кружевоплетению. «Ну все, мы доучились до того, что перестали понимать друг друга», — сказала Лиз, качая головой.

Последний вопрос Чилтона был для Конни настоящим подарком. До этого попадались очень неожиданные. Не могли бы вы описать производство основных экспортных товаров британских колоний в сороковые годы девятнадцатого века с Карибских островов в Ирландию? Как вы понимаете историю — как последовательность деяний великих людей под влиянием неординарных обстоятельств или как цепочку действий народных масс под давлением экономических факторов? Какую роль, по вашему мнению, сыграла треска в развитии торговли и общества в Новой Англии?

Переводя взгляд по очереди с одного профессора на другого, Конни словно видела в их глазах отражение той области, в которой каждый из них сделал себе имя.

Профессор Мэннинг Чилтон, научный руководитель Конни, с легкой улыбкой смотрел на нее через стол. Луч низкого солнца, проникая в кабинет, подчеркивал морщины, прорезавшие лоб под гладко причесанными волосами, и глубокие носогубные складки. Чилтон всегда держался с небрежной уверенностью, типичной для исчезающей породы профессоров, которые провели всю жизнь под багряной сенью Гарварда. Интерес к истории колониального периода возник у него еще в детстве, проведенном в солидном бостонском особняке на берегу залива. От профессора пахло старой кожей и трубочным табаком — по-мужски, но совсем не по-стариковски.

За столом рядом с Чилтоном сидели трое заслуженных американских историков. Слева — всегда слегка потрепанный, с поджатыми губами, профессор Ларри Смит, младший научный сотрудник кафедры экономики, который задавал запутанные вопросы затем только, чтобы показать старшим коллегам свою эрудицию и значимость.

Конни смотрела на него исподлобья — уже дважды за время экзамена он, как нарочно, спрашивал именно то, что она меньше всего знала. Что делать, такая работа. А ведь он единственный из членов комиссии, кто еще мог помнить свой экзамен в аспирантуру. Конечно, наивно ожидать от него солидарности и сочувствия — как правило, такие преподаватели наиболее строги к экзаменуемым, как будто хотят отыграться за перенесенные унижения.

Смит натянуто улыбнулся девушке.

Справа от Чилтона, подперев подбородок рукой в перстнях, сидела пухленькая профессор Джанин Сильва — недавно титулованный специалист по гендерным исследованиям, — обожавшая феминистические темы. Сегодня ее прическа была неимоверно буйной и кудрявой, а откровенно красного оттенка волосы светились на солнце. Конни нравилось ее сознательное неприятие гарвардского этикета — длинные цветастые шали давно стали визитной карточкой Джанин. Она любила повторять, что в Гарварде враждебно относятся к профессорам женского пола. Ее интерес к карьере Конни иногда переходил в материнскую заботу, и Конни приходилось преодолевать нарастающее дочернее чувство к Джанин.

Именно ее Конни больше всего боялась разочаровать, хотя зависела прежде всего от Чилтона. Как будто почувствовав волнение Конни, Джанин незаметно подняла большой палец в знак одобрения.