Книга судеб Российской Федерации - [33]

- Ну, это вы бросьте! - твердо сказал Петр. - Вы еще приведите эту дурацкую фразу о том, что каждый народ достоин того правительства, которое у него есть.

- Во! - взревела Антоновна. - И приведу! Это именно такая фраза и есть, нужная. И ничего она не дурацкая! Нет, ты погляди, Денисыч, они тут наворочают, налепят горбатого, мы давай исправлять, а нас же в виновные рядят!

Денисыч только усмехнулся и выпустил дым в форточку.

- Так как же это вы исправляете? - закричал Петр. - Когда я книгу видал?

- И, касатик, да ты не понял ни хрена. Книга, она ведь для чего? Для сценария. Как в кино. Делаем так, делаем эдак. Все вроде хорошо и приятно, так нет же! Вдруг - бац! - вылазит какой-нибудь оглашенный и давай гнуть свое, в сценарии не предусмотренное. Ага! Ну, это только в кино хорошо, когда актеры отсебятину порют, такое даже приветствуется. А в жизни?

- А кого это вы имеете в виду? Горбачева, что ли?

Антоновна не ответила, отвернулась.

- Ты, милый, вот что, - сказала тусклым голосом. - Помолчи, ладно? Не понимаешь ни хрена, так хоть не лезь со своими суждениями, от которых хоть стой, хоть падай, а то и вообще - слезу выгоняет.

- Да ладно, молчу, - угрюмо отозвался Петр. - Мне ведь жить немного осталось. Солнышко-то хоть покажете напоследок? Или так и кокнете в подземелье своем?

- Аналитиком будешь, - сказала Антоновна. - Видал - сидят за компутерами?

- Спасибо. А домой-то хоть отпустите? Или у вас там комнаты... Ах, да, там и живут?

- Там и живут. На солнышко только проверенные выходят. Вроде меня и Денисыча.

- А мне нельзя - проверенным?

Антоновна поглядела на него и вдруг развеселилась.

- Отчего нельзя? Можно. Лет через пять при хорошем поведении можно и проверить тебя, гы-гы. А пока поработаешь, мы на тебя посмотрим.

Петр ничего не ответил. Сбегу, решил он. Из любой тюрьмы можно сбежать, и я сбегу.

- Это только кажется, - словно отвечая на мысли Петра, и мучая его тяжелым взглядом, сказала Антоновна. - А на деле ох как трудно.

- Это вы про что? - невинно спросил Петр.

- Не прикидывайся, - улыбнулась Антоновна. - Ты знаешь, про что.

- А вы что же, мысли читать умеете?

- И мысли, и прысли, и много чего могу. - Она стукнула себя в грудь, и та заколыхалась.

Петр уставился на грудь, ничего не сказал. Ничего она не умеет, - подумал он. У меня все на лице было написано. И потом, о чем я еще мог подумать?

Они вышли из автобуса в том самом гараже, обшитом металлическими листами, спустились по лестнице и пошли по коридору с бесконечными рядами дверей. Вдруг одна из них открылась, и на пороге появился Семен Михайлович, в белоснежной сорочке, отутюженных брюках и лакированных штиблетах по моде пятидесятых годов. Он скрестил руки в черных нарукавниках на груди, смотрел молча и беспристрастно. Петру захотелось выкинуть какой-нибудь фортель, например, схватить его за яйца, но эта затея не показалась ему удачной. Он только смиренно поздоровался:

- Здравствуйте, Семен Михайлович.

- Здравствуйте, Петр Валентинович, - вежливо и сухо ответил старик.

- А, Михалыч! - радостно приветствовала Антоновна и указала на нарукавники. - Все корпишь?

Старик не удостоил ее ответом, скрылся за дверью.

- Достойный человек, - нисколько не обидевшись, сказала Антоновна, и подняла палец для убедительности. - Я бы даже сказала - голова. Правда, иногда его заносит. Стар становится, молодежь не любит. Ну, бывает. Не, любит, погоди. Девчонок, гы-гы.

Антоновна привела Петра, возможно, в ту самую комнату, что и в прошлый раз, во всяком случае, Петр не нашел каких-то отличий. Возможно, у них тут все комнаты одинаковые.

- Располагайся. Сегодня тебе уж не работать. Ешь, спи, отдыхай. А завтра... Да, из комнаты ни шагу. Да ты и не сможешь, дверь-то я запру, гы-гы.

И Антоновна вышла, оставив Петра одного.

* * *

Работа оказалась не трудной. Даже думать много было не нужно. Петр приходил, садился за свой стол в длинном ряду других столов, здоровался с соседями кивком головы, включал компьютер и просматривал поступившую за ночь информацию. Информация была, по его выражению, проста, как три рубля с дыркой. Это были биржевые котировки на спирт, вино и водку внутри страны. Все, что ему следовало сделать, это просмотреть тенденцию роста или падения цен за неделю и за месяц, сделать "глубокомысленные" выводы о том, что вот, мол, цены растут, и рост, по прогнозным оценкам аналитика Скорохлебова П.В. в ближайшее время сохранится. Он втихомолку заглядывал в соседние компьютеры (да никто и не делал из информации секрета) там было то же самое - цены на пшеницу, мясо, молоко, птицу и тому подобное. Про себя этот закуток Петр окрестил "пищевым отделом". У отдела не было никакого начальника, да и самого отдела, скорее всего, не существовало как структурной единицы. Никто из сотрудников не предпринимал попыток сблизиться, и Петр, глядя на общее поведение, был молчалив и сдержан, ни с кем не заговаривал, на рабочие вопросы отвечал односложно, сродни военному "есть" и "так точно".

Через неделю у Петра созрела мысль о том, что его работу может выполнять обыкновенная компьютерная программа, написанная простым школьником, даже не семи пядей во лбу. Постепенно он стал выполнять свои обязанности очень быстро, за два-три часа, а потом сидел и скучал, разглядывал соседей. Среди них была весьма заурядная девушка блеклой наружности, не признающая туши, помады и румян, с длинными сальными волосами, которые она мыла чрезвычайно редко, не более одного раза в неделю. У девушки была просто умопомрачительная фигура, даже не столько фигура, сколько попка, на которую Петр всякий раз заглядывался, когда девушка вставала и шла по проходу мимо, чтобы передать кому-нибудь стопку отпечатанных листов. У него просто дух захватывало, когда он видел эту попку, туго обтянутую брюками, и в этот момент о работе не могло быть и речи. Это было единственное развлечение Петра, которое, впрочем, очень скоро ему наскучило. Не такая уж и идеальная попка, если разобраться. Да и сама девчонка, которую звали, к слову Лера, просто уродина. Что ей стоит наложить макияж, вымыть волосы, соорудить какую-нибудь прическу? Нет, она вся поглощена работой, не поднимает глаз, ни с кем не разговаривает, только продолжает призывно вилять бедрами, черт бы ее побрал.